«Великий обман» Научный взгляд на авторство священных текстов (Барт Д. Эрман) Часть №1

Увлекательная история литературных подделок в Древнем мире, написанная одним из самых известных в мире специалистов по Библии и раннему христианству. Почему авторами многих христианских евангелий, посланий, трактатов и откровений были совсем не те люди, которым их приписывают? Можно ли считать библейские тексты подделками? Зачем неизвестные христианские авторы сознательно обманывали своих будущих читателей? Как работали фальсификаторы раннехристианских текстов? «Великий обман» – это прекрасно изложенная, научно обоснованная, богатая фактами и примерами, драматическая история борьбы за истину. Чтобы победить в этой борьбе, христианским авторам пришлось стать лжецами и преступниками даже по меркам того мира, в котором они жили. (Посвящается внучке Сьерре)

Введение. «Сын лжец перед лицом истины»

Ярким солнечным днём в июне, когда мне было четырнадцать лет, мама сказала, что они с отцом собираются съездить поиграть в гольф. В уме я быстро подсчитал. У них бы заняло двадцать минут, чтобы добраться до загородного клуба, и около четырёх часов, чтобы пройти восемнадцать лунок. Потом небольшой отдых, и они поедут домой. У меня было пять часов.
Я позвонил своему другу Рону, жившему в конце улицы, чтобы сказать ему, что моих родителей полдня не будет и что я стащил пару сигар из неизменно полного отцовского припаса. Рону понравился ход моих мыслей, и он сообщил, что у него за домом в кустах припрятано несколько банок пива. Перед нами открывались райские наслаждения.
Как только Рон пришёл, мы направились вверх по лестнице в мою комнату, где распахнули окно, закурили сигары, открыли по банке пива и настроились на не слишком интеллектуальное времяпровождение. Но через каких то десять минут, к моему ужасу, мы услышали, как подъехала машина, хлопнула задняя дверь дома и мама крикнула, что они вернулись. Поле для гольфа было так переполнено, что родители решили не ждать сорок минут, чтобы сделать первый удар.
Мы с Роном моментально переключились в аварийный режим: спустили сигары с пивом в унитаз, спрятали банки в мусорной корзине, а затем схватили два баллончика дезодоранта и принялись распылять их по комнате, пытаясь замаскировать дым (который практически валил из окна). Рон выскользнул через заднюю дверь, и я был оставлен один, в холодном поту и уверенности, что жить мне осталось недолго.
Я спустился вниз, и папа задал мне роковой вопрос: «Барт, вы там с Роном курили наверху?» Тогда я сделал то, что сделал бы любой уважающий себя четырнадцатилетний подросток, – я соврал ему в глаза: «Не, пап, ну ты что!». (Дым ещё стоял в воздухе, как я говорил.) Его лицо смягчилось, он едва сдержал улыбку, а потом произнёс то, что осталось со мной весьма надолго (уже на сорок лет, на самом деле): «Барт, мне нет большого дела, если вы украдкой покуриваете. Только не надо мне врать». Естественно, я заверил его: «Я больше не буду, папа!»

Взрослеть с преданностью истине

Через пять лет я был уже другим человеком. Конечно, все меняются к концу подросткового возраста, но я бы сказал, что моя перемена была более чем радикальной. Помимо прочего, в переходном возрасте я стал рождённым свыше христианином, окончил среднюю школу и отучился в фундаменталистском библейском колледже – Библейском институте Муди (Moody Bible Institute), так что имел за плечами два года серьёзной подготовки в библеистике и богословии. В колледже нам не позволялось курить («Тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа», как учит Новый Завет, и вы же не хотите осквернять Храм Божий!), пить алкогольные напитки («Не упивайтесь вином», – говорит Библия; мне тогда не приходило в голову, что, может быть, можно упиваться виски) или, скажем, делать много других вещей, которые делают нормальные люди в этом возрасте: ходить в кино, танцевать, играть в карты. На самом деле я не был согласен с принятым в школе «кодексом поведения» (там также были свой дресс код и даже «код» для мужских волос: запрет на длинные волосы и бороды), но моё мнение: если уж я решил туда идти, то должен был играть по их правилам. Если бы я хотел иных правил, я мог бы пойти в другое место. Но самое главное – из четырнадцатилетнего ученика чуть выше среднего уровня, думающего в основном о спорте, имеющего слабое представление о мире или о своём месте в нём и без особой склонности к правдолюбию, я стал девятнадцатилетним студентом, чрезвычайно ревностным, скрупулёзным, благочестивым (по фарисейски), прилежным к учёбе, верным христианином евангеликом с твёрдыми представлениями о том, что правильно, а что нет, где истина и где заблуждение.
Мы в колледже были весьма преданы истине. Я бы сказал, даже сегодня, что нет на планете человека, более преданного истине, чем серьёзный и честный христианин евангелик. И в колледже мы были именно серьёзны и честны. Истина для нас была так же важна, как сама жизнь. Мы верили в Истину с большой буквы. Мы клялись говорить истину, мы ожидали истину, мы искали истину, мы изучали истину, мы проповедовали истину, мы верили в истину. «Слово Твоё есть истина» – говорит Писание, и сам Иисус был «путь, и истина, и жизнь». Никто не может «прийти к Отцу», кроме как через него, истинное «Слово, ставшее плотию». Только неверующие, подобные Понтию Пилату, могли в смущении спросить: «Что есть истина?» Как последователи Христа мы относились совершенно к другой категории. Как сам Иисус сказал: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».
Наряду с нашей преданностью истине мы верили в объективность. Мы имели дело только с объективной истиной. Не существовало такой вещи, как «субъективная истина». Что то было либо истиной, либо ложью. Личные чувства и мнения не имели к этому никакого отношения. Объективность была реальна, возможна, достижима и доступна для нас. Именно благодаря нашему объективному знанию истины мы познали Бога и что есть Бог (и Христос, и Дух, и всё остальное).
Один из парадоксов современной религии заключается в том, что абсолютная приверженность истине в некоторых формах евангелического и фундаменталистского христианства и сопутствующее мнение, что истина объективна и может быть проверена любым беспристрастным наблюдателем, заставили множество верующих следовать истине, куда бы она ни повела. А то, куда она приводит, часто находится далеко от самого евангелического и фундаменталистского христианства. Так что, если, теоретически, у вас получается проверить «объективную» истину религии и по результатам такой проверки религия оказывается ложной, где вы окажетесь? Если вы христианин веры евангельской, вы окажетесь в пустыне за пределами евангелического лагеря со своим нераскаянным видением истины. Объективная истина, перефразируя одну не особо христианскую песню, «стала погибелью для многих бедолаг, и, Боже, знаю, я один из них» (песня «House Of Rising Sun». – Прим. пер).
Прежде чем переместиться в пустыню (которая, как оказалось, представляла собой цветущий рай по сравнению с бесплодным лагерем фундаменталистского христианства), я чрезвычайно интересовался «объективными доказательствами» веры: доказательством того, что Иисус физически воскрес из мёртвых (пустая гробница! очевидцы!), доказательством того, что Бог действовал в этом мире (чудеса!), доказательством того, что Библия – непогрешимое слово Божие, лишённое каких либо ошибок. В результате я посвятил себя области исследований, известной как христианская апологетика.
Термин «апологетика» греческого происхождения и значит для нас разумное обоснование или защиту веры. Христианская апологетика заключается в том, чтобы показать не только разумность веры во Христа, но и то, что истинность христианского благовестия очевидна, как в этом может убедиться любой, лишь бы он пожелал отложить неверие и объективно посмотреть на доказательства.
Причина, по которой эта преданность доказательствам, объективности и истине вызвала со временем так много благонамеренных евангелических проблем, заключается в том, что евангельские христиане (по крайней мере, некоторые из них), на самом деле уверены, что если что то истинно, то это обязательно исходит от Бога, а самое худшее, что вы можете сделать, это уверовать в то, что является ложным. Но поиск истины приводит вас туда, куда ведут доказательства, даже если поначалу вы и не хотели туда идти.
Чем больше я изучал евангелические утверждения об истине, касающиеся христианства, особенно касающиеся Библии, тем больше я понимал, что «истина» уводит меня куда то, куда я вовсе не хотел идти. Когда я окончил колледж Муди и пошёл в колледж Уитон (Wheaton College) для завершения степени бакалавра, я прошёл курс греческого, так что смог читать Новый Завет на языке оригинала. Оттуда я поступил в Принстонскую духовную семинарию, чтобы учиться у одного из великих специалистов по греческому Новому Завету Брюса Мецгера; я писал под его руководством магистерскую диссертацию, а затем и докторскую. Во время моей дипломной работы я изучал текст Нового Завета усердно, интенсивно и подробно. По одним лишь книгам Нового Завета, изучавшимся на языке оригинала, я взял выпускной семинар длиной в семестр. Я писал работы по трудным местам. Я читал всё, что мог достать. Я был одержим учёбой и истиной, которую я мог обрести.
И прошло совсем не много времени, когда я начал понимать, что «истина» о Библии вовсе не то, что я когда то думал, будучи убеждённым евангельским христианином в колледже Муди. Чем больше я видел, что Новый Завет (не говоря уже о Ветхом Завете, где проблемы ещё более серьёзные) переполнен противоречиями, тем больше я становился неспокоен. В Муди я думал, что все противоречия могут быть объективно согласованы. Но в конце концов я увидел, что на самом деле это не так. Я боролся с этими проблемами, я молился о них, я изучал их, я искал духовного руководства, я прочитал все, что мог. Но как человек, который верил, что истина была объективна, и который не желал верить в то, что было ложным, я пришёл к выводу, что Библия не могла быть тем, что я о ней думал. В Библии есть ошибки. И если в ней есть ошибки, это уже не вполне истина. Это было проблемой для меня, потому что мне хотелось верить в истину, божественную истину, а я увидел, что Библия вовсе не является всецело божественной истиной. Библия была очень человеческой книгой.
Но на этом проблемы не закончились. В конце концов, я осознал, что Библия содержит в себе не только погрешности и случайные ошибки. Она также содержит то, что большинством в наше время признаётся ложью. Об этом и будет настоящая книга.

Истина в истории христианства

Можно смело утверждать, что нынешняя одержимость истиной среди евангелических деноминаций была обусловлена преданностью истине в первые годы христианства. Это одна из особенностей христианства, выделяющая его среди других религий античности.
Сегодня большинство людей не понимает, что древние религии практически никогда не интересовались «истинными верованиями». Языческие религии, под которыми я подразумеваю неиудейские и нехристианские политеистические культы подавляющего большинства жителей Древнего мира, не имели вероисповедных формулировок, требующих торжественного зачитывания, верований, требующих подтверждения, или писаний, которые должны быть восприняты как богооткровенные. Истина являлась предметом интереса философов, а не практикующих верующих (если только последние также не интересовались и философией). Как ни странно это выглядит для нас, древние религии не требовали от человека веры в ту или иную вещь. Религия касалась правильности практик, идёт ли речь о жертвах богам, например, или общепринятых молитвах. Более того, поскольку религия не особо касалась предмета веры и поскольку все существовавшие религии позволяли или даже приветствовали служение многим богам, у человечества практически не было мысли, что если одна религия права, то остальные неправы. Они все могли быть правы! Было много богов и много образов поклонения им, а отнюдь не единственный путь к божеству.
Конечно, эта точка зрения, доминировавшая в античности, стоит в полном противоречии с нашими представлениями о религии. В наших представлениях если правы баптисты, то неправы католики, если правы иудеи, тогда неправы буддисты, если правы мусульмане, тогда неправы христиане и так далее. А в древности было не так, и служение Зевсу не было более правильным, чем служение Афине, Аполлону, богам покровителям вашего города или семьи.
Другое ключевое различие между современностью и античностью заключалось в том, что древние политеистические религии не придавали слишком большого значения загробной жизни. Они заботились о настоящей жизни. О том, как выжить в жестоком и изменчивом мире и как достичь в нём процветания, как быть уверенным, что пойдёт дождь и взойдёт урожай, как пережить болезни и войны, как избежать голода, как сделать свою жизнь насыщенной и плодотворной и как заставить без памяти влюбиться в себя юношу или девицу по соседству.
Среди многих вещей, отличавших христианство от прочих религий Римской империи (частично исключая иудаизм), было представление христиан о том, что важен предмет веры, что вера в правильные вещи делает тебя правым, а вера в ошибочные – неправым и что если ты неправ, то будешь наказан вечным адским пламенем. В отличие от других религий христианство считало себя единственным и исключительным. Оно считало себя пребывающим в Истине, а все прочие религии – пребывающими в заблуждениях. Более того, эта истина касалась утверждений о Боге (например, что он только один и что он творец мира), о Христе (что он и Бог и человек одновременно), о спасении (что оно приходит только через веру во Христа), о вечной жизни (каждый будет спасён или осуждён навечно), и т. д.
Христианская вера пришла, чтобы твёрдо укорениться в представлениях об истине, которые, в конце концов, приняли ритуальные формы, как, например, Никейский Символ веры. В результате для обоснования своей веры христианам с самого начала пришлось ссылаться на авторитеты. Вы верите, что это мнение истинно, а это – нет? А на чьём авторитете вы это основываете? Конечным авторитетом был Бог, конечно. Но большинство христиан пришло к убеждению, что Бог не открывает истин веры простым людям. Если бы он так поступил, возникли бы невероятные проблемы, поскольку одни ссылались бы на божественный авторитет для утверждения своего учения, а другие делали бы то же самое для утверждения противоположного. Таким образом, большинство христиан не делало акцента на личные божественные откровения. Вместо этого они настаивали, что Бог открыл свою истину ещё в прежние времена через Христа его апостолам. Вот апостолы изначальной церкви и были теми авторитетами, которым можно было доверять. Но когда все апостолы покинули этот мир, где было найти им замену?
Можно заявить (и многие заявляли), что главам церквей, которых поставили апостолы, было передано их учение, так что авторитет этих глав был равен божественному. Бог послал Иисуса, тот избрал апостолов, они научили своих преемников, которые передали священное учение простым христианам . Однако в связи с этим возникло несколько проблем. С одной стороны, по мере умножения церквей ни одна из них уже не могла утверждать, что во главе её стоит кто то знавший апостола или даже знавший кого то, кто некогда знал апостола. А гораздо большей проблемой стало то, что разные главы церквей, не говоря уже о простых членах церкви, учили апостольским истинам, но эти «истины» оказывались в противоречии с апостольскими истинами, провозглашаемыми другими церквами.
Как было разобраться с этими проблемами? Очевидный ответ возник сам по себе тогда же, в самом начале христианского движения. Было известно, что апостолы учили через свои писания, которые остались после них. Эти авторитетные авторы произвели авторитетные учения, так что авторитетная истина содержалась в апостольских писаниях .
Хотя это и похоже на прекрасное решение проблемы, из него возникла другая проблема. Существует некая данность, которая не сильно обращала на себя внимание ранних христиан, зато остро осознается современными учёными. Большинство апостолов были неграмотны и просто не умели писать (подробнее см. Главу 2). То есть они не смогли бы оставить авторитетные писания, даже если бы от этого зависело спасение их душ. Другой проблемой было то, что начали появляться писания, которые претендовали на апостольское авторство, но при этом содержали самые эксцентричные и причудливые взгляды. В обращении были евангелия, надписанные именами учеников Иисуса – Петра, Филиппа, Марии и его братьев – Фомы и Иакова. Появились послания, якобы написанные Павлом (вдобавок к тем, которые он действительно написал), Петром и Иаковом. Апокалиптические писания, описывающие конец света или посмертную участь душ, появлялись под именами последователей Иисуса: Иоанна, Петра и Павла. Появились даже писания, якобы написанные самим Иисусом.
Существует много причин, по которым авторами этих писаний не могли быть те, за кого они себя выдавали, и это понимали даже ранние христиане. Мнения, представленные в этих писаниях, часто расценивались как еретические (т. е. передающие ложные учения), они противоречили друг другу и тем учениям, которые уже стали в церкви общепринятыми. Но зачем было авторам прятаться за чужими именами? Зачем говорить о себе, что он апостол, когда на самом деле он им не является? Зачем неизвестному человеку писать книгу и при этом называть себя Петром, Павлом, Иаковом, Фомой, Филиппом или даже Иисусом?
Ответ совершенно очевиден. Если тебя зовут Иосафат и никто (кроме твоих ближайших родственников) понятия не имеет, кто ты такой, а ты хочешь написать авторитетное Евангелие о жизни и учении Иисуса или авторитетное письмо, говорящее христианам, как им следует жить и во что верить, или вдохновенный апокалипсис, детально описывающий посмертный путь души, тебе, право, не стоит подписывать книгу своим именем. Никто не воспримет Евангелие от Иосафата всерьёз. Если уж хочешь, чтобы это было кем то прочитано, назовись Петром. Или Фомой. Или Иаковом. Иными словами, соври про себя.
Часто говорится – даже учёными, которым бы уж следовало знать, – что этот род псевдонимных (т. е. носящих ложные имена) писаний в античном мире не рассматривался как лживый и вовсе не преследовал обманной цели. Часть моей книги посвящена опровержению этой точки зрения как совершенно несостоятельной (см. Главу 4). Античные авторы, говорившие о практике надписания своих книг чужими именами, называют её и лживой, и обманной, и непринятой в обществе.
Многие ранние христианские произведения псевдонимны, известны под ложными именами. Более общее слово для писаний такого рода – подложные (более точные определения этим терминам см. в Главе 1). В античном мире литературный подлог несколько отличался от сегодняшнего тем, что формально не был противозаконен. Но хотя он и не являлся незаконным родом деятельности, он считался обманным, поскольку строился на сознательной лжи, как об этом говорили сами жители античного мира.
Ключевой вопрос вот в чём: возможно ли, что в состав Нового Завета проникли некоторые раннехристианские подлоги? Что некоторые из книг Нового Завета не написаны теми апостолами, которым они приписываются? Что некоторые послания Павла были написаны не Павлом, а кем то, кто себя за него выдавал? Что послания Петра не принадлежат Петру? Что Иаков и Иуда не писали книг, которые носят их имена? Или – несколько иной случай, как мы увидим, – что Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна не были на самом деле написаны ни Матфеем, ни Марком, ни Лукой, ни Иоанном?
Учёные уже больше ста лет назад поняли, что так оно и есть. Авторы некоторых книг Нового Завета не те, за кого себя выдают или за кого их считают. В некоторых случаях это произошло из за того, что автор изначально никак не назвал себя и позже его труд получил чьё то чужое имя. Маловероятно, что Матфеем было написано Евангелие от Матфея, а Иоанном – от Иоанна (см. Главу 7). С другой стороны, эти книги и не претендуют быть ими написанными. В иных случаях это произошло потому, что автор солгал о себе, претендуя быть тем, кем он не был на самом деле. Как я уже упоминал, некоторые учёные долго отказывались называть этот род авторской деятельности обманом, а его рабочую продукцию – подлогом. И в дальнейшем я поясню подробнее, что тем учёным, которые действительно знакомы с высказываниями об этом явлении античных авторов, подобного рода сомнения неизвестны.
Скорее всего, античные авторы, которые скрыли свои настоящие имена, чувствовали себя вполне комфортно, и совесть их не мучила, поскольку они считали сделанное ими совершенно оправданным. Сами по себе они могли думать и верить, что у них для этого были весьма существенные причины. Но как мы увидим в последующих главах, по античным стандартам сами они считались фальсификаторами, а их произведения – фальшивками.
Позвольте просто подытожить это введение тем фактом, что я провёл последние пять лет за изучением литературных подделок в античном греко римском мире, особенно христианском (хотя и не только). Моей целью было написание подробной научной монографии, касающейся этой проблематики. Но книга, которую вы сейчас читаете, не является этой монографией. В настоящей книге я пытаюсь обсудить тему на непрофессиональном уровне, подчёркивая по настоящему интересные аспекты проблемы результатами собственных исследований и рассказывая то, что учёные уже давно знали о книгах Нового Завета и псевдонимных христианских произведениях, не входящих в новозаветный канон. Готовящаяся к выходу научная монография будет гораздо более тщательно документирована и технически аргументирована, а эта книга не предназначена для моих учёных коллег, которые если и прочитают её, то только из любопытства. Она предназначена для тебя, обычного читателя, который, как и я, когда то заинтересовался истиной.

1. Мир фальшивок и подлогов

Всегда, когда я читаю лекции о подлогах, я мысленно возвращаюсь к своей первой лекции по этому предмету двадцать пять лет назад в Рутгерском университете. Как это ни покажется странным, тогда все только и говорили о подлоге. Всего несколькими месяцами ранее тема подлога не сходила с первых страниц мировых газет. Ведь были открыты дневники Адольфа Гитлера, и их подлинность была подтверждена одним из главных мировых экспертов по фюреру британским историком Хью Тревором Ропером. Дневники были куплены за несколько миллионов долларов сначала немецким журналом «Штерн», а затем Руперт Мердок выкупил права на публикацию в Великобритании. Но едва им стоило появиться на свет, стало ясно, что это ничего не стоящая фальшивка .
Изготовителем фальшивки был житель Западной Германии Конрад Куяу. Вырос он в бедной рабочей семье и в раннем возрасте обнаружил таланты художника, что открыло перед ним карьеру мошенника. Некоторое время ему пришлось провести в тюрьме для малолетних преступников за подделку талонов на питание, но он пользовался разными именами, да и покупатели дневников Гитлера не усердствовали в изучении его биографии.
Дневники Гитлера состояли из почти шестидесяти переплетённых тетрадей, якобы исписанных Гитлером от руки в пору его пребывания у власти с июня 1932 го до самого конца в 1945 г. Для коллекционеров нацистских реликвий такое открытие было бы бесценно. У нас есть много документов и картин, принадлежащих руке фюрера, но нет ничего, подобного этому: личный отчёт о повседневной деятельности, встречах, успехах, неудачах, симпатиях, антипатиях и случайных мыслях. Когда «Штерн» вступил во владение рукописями и решил публиковать их в течение 1984 года, издатели проконсультировались с Тревор Ропером, который, несмотря на первое подозрение в подделке, убедился в их подлинности после беглого просмотра нескольких страниц. Документы выглядели старыми, содержали много подлинной информации и не относящихся к делу отступлений, которые так естественны для личного дневника. И их было так много! Какой подделыватель взялся бы за такую работу?
Кроме того, существовало правдоподобное объяснение тому, как дневникам удалось сохраниться. Хорошо известно, что когда поражение стало неизбежным, Гитлер самолётом отправил из Берлина несколько металлических ящиков со своим имуществом, но самолёт был сбит и пилот погиб. Местные крестьяне растащили обломки самолёта, и ящики оказались в частных руках. Позднее коллекционеры стали скупать такого рода реликвии, и одним из них оказался Конрад Фишер (вымышленное имя Конрада Куяу), которому и достались дневники. Якобы они были контрабандой переправлены через границу его братом, генералом армии ГДР.
На самом деле это всё было фальсификацией Куяу, который научился прекрасно имитировать почерк Гитлера, подробно изучил его биографию по авторитетным источникам и старательно корпел над подделкой дневников три года подряд в начале 1980 х. Чтобы состарить бумагу, он мочил её чаем и сушил, распластав на столешнице. И дурачил он экспертов довольно долго, так что успел получить 4,8 миллиона долларов за свои усилия.
Однако за день до назначенной публикации дневников Тревор Ропер начал сомневаться. В течение следующих нескольких дней, когда «Штерн» уже объявил о самой значимой исторической находке последних десятилетий, были привлечены другие специалисты. И они признали дневники подделкой вне всякого сомнения. Эксперты криминалисты обнаружили, что бумага, клей и чернила изготовлены уже после 1945 года, а историки указали на массу фактических ошибок в дневниках.
Куяу был обвинён в подлоге, по нынешним законам являющемся преступлением (однако, как мы увидим, не по древним меркам), и провёл несколько лет в тюрьме. Вышел он оттуда всё же нераскаявшимся и провёл большую часть оставшейся жизни изготавливая имитации Моне, Рембрандта и Ван Гога, но уже продавая их именно как имитации. Это даже создало рынок для других подделывателей, которые изготавливали и продавали копии с имитаций Куяу. В итоге этой затянувшейся истории Куяу к концу своей жизни написал автобиографию, но так и не издал её. Вместо неё под его именем вышла книга «Подлинность подделки». Куяу клятвенно утверждал, что ни одного слова в ней им написано не было.

Подлоги в Древнем мире

Когда я читаю публичные лекции о подделках, то часто слышу вопрос: «Кто способен на такие вещи?» Ответ прост: «Да многие!» И по многим разным причинам. Сейчас самая распространённая причина, конечно, это деньги. Конрад Куяу здесь служит самым известным и показательным примером, но у него есть сотни менее известных коллег и последователей. Торговля подделками по прежнему процветает. Фальшивки, якобы принадлежащие Джорджу Вашингтону, Аврааму Линкольну, лорду Байрону, Роберту Фросту и многим, многим другим, продолжают наводнять рынок, о чём ярко свидетельствует новейшая литература по современным подделкам . Все эти подделки почти всегда изготавливаются для того, чтобы быть проданными в качестве подлинников. В Древнем мире этот род деятельности также процветал, только не хватало экспертов, которые могли бы определить подлог. Но в самом христианстве материальная заинтересованность никогда не была главным фактором по очень простой причине: христианские книги, в общем то, не предназначались для продажи.
Иные мошенники в наши дни готовы подделать документ просто для того, чтобы посмотреть, получится ли это у них. Такое также случалось и в Древнем мире. Самый известный пример – это хорошо известная история Дионисия Гераклейского.
Дионисий был образованным учёным и философом III в. до н. э. В конце жизни он заработал прозвище «Перебежчик», потому что отпал от учения стоицизма, когда осознал, что его философские взгляды противоречат реальному жизненному опыту. Стоики учили, что люди должны умственно и эмоционально удалиться от боли и страданий этой жизни, чтобы обрести внутреннее спокойствие духа. Долгое время Дионисий и следовал этой установке. Но потом он заболел и испытал очень много боли, в результате чего пришёл к выводу о лицемерности своих философствований о ней. Тогда он покинул стоиков, за что они и назвали его перебежчиком.
Но по настоящему известным его сделала история с проделкой, которую он устроил другому философу, своему бывшему учителю и неизменному оппоненту Гераклиту Понтийскому. Проделка была основана на подлоге, и имела целью выставить Гераклита в глупом виде .
Дионисий написал и пустил в обращение трагедию, которую назвал «Парфенопей», утверждая, что эта пьеса принадлежит известному греческому драматургу Софоклу. Пьеса попала в руки Гераклиту и не вызвала у него сомнений в её подлинности. Гераклит стал постоянно цитировать её, говоря о Софокле. Именно на это Дионисий и рассчитывал, чтобы посмеяться над своим недругом. Он триумфально предстал пред Гераклитом и заявил, что пьеса подделана им самим. Гераклит, однако, не поверил ему и принялся настаивать, что Дионисий лжёт. Но у Дионисия была пара козырей в рукаве. Он указал Гераклиту, что если сложить начальные буквы строк первой части пьесы в акростих, то получится имя Панкалос, которое принадлежит любовнику Дионисия.
Гераклита это не убедило, и тогда Дионисий предъявил ему два других акростиха, полученных из текста. Первый представлял собой поэтический куплет:

На старых обезьян ловушек нет.
Есть и на них: дай срок, и попадутся.

Другая строка была ещё более оскорбительна:

И не стыдно тебе, Гераклит, что ты и буквы складывать разучился?

Мы не найдём ничего столь же весёлого или оскорбительного в трудах первых христиан. Мы не имеем достаточно свидетельств того, чтобы кто то из христианских авторов подделывал документы, лишь чтобы увидеть, получится ли это у него. Тем не менее было много раннехристианских подделывателей, которые совершили массу подлогов по многим иным причинам. Как я уже отмечал во Введении, у нас есть многочисленные поддельные документы, относящиеся к ранней церкви: различные Евангелия, Деяния, Послания и Апокалипсис (все четыре литературных жанра Нового Завета), и все они претендуют на апостольское авторство.
Многие из этих неканонических книг примечательны и заслуживают прочтения . Среди них есть, например, Евангелие от Петра, которое даёт детальное описание Воскресения. Это необычно, потому что – многие читатели этого даже не замечали – новозаветные Евангелия не дают никакого описания. Они говорят, что Иисус был похоронен и что в третий день гроб был пуст, но не рассказывают, как происходило исхождение из гроба. А в Евангелии от Петра такое описание есть, и, согласно ему Иисус вышел из гроба, поддерживаемый двумя ангелами, которые были высотой с гору, а Иисус был ещё выше, и сзади них поднялся Крест, говорящий с Богом в Небесах. Другие «апостольские» Евангелия, якобы написанные братом Иисуса Фомой, его учеником Филиппом и Марией Магдалиной, рассказывают другие поразительные истории об Иисусе или передают эксцентричные поучения, якобы им сказанные. Все эти книги претендуют на подлинность, и все они были признаны подложными ещё ранними христианами, которые не поверили, что апостолы могли такое написать.
Есть ещё неканонические Деяния, которые рассказывают о приключениях апостолов после вознесения, например, Деяния Павла, в которых Павел учит, что для того, чтобы наследовать жизнь вечную, последователи Иисуса должны воздержаться от секса даже в браке и избегать брака, если ещё не вступили в него. Эта книга была сфальсифицирована в Малой Азии (территория современной Турции) во втором столетии. Мы знаем об этом благодаря известному отцу церкви Тертуллиану, который рассказывает, как некий пресвитер был пойман на подлоге и по церковному суду без церемоний лишён своего места . Большинство церковных руководителей ни во что не ставили фальшивки, но всё равно множество их ходило в обращении. До сих пор у нас есть полные копии Деяний Иоанна, Петра, Андрея и Фомы, а также фрагменты более ранних работ, которые целиком не сохранились.
Были также поддельные послания, среди которых есть переписка между Павлом и Сенекой, которая призвана показать, что Павел не только был тесно знаком с величайшими умами империи, но также ценился и почитался ими. Некоторые позднейшие главы церквей считали эту переписку подлинной, но прочие считали её подлогом, совершенным ради большего прославления Павла. Были и дебаты относительно подлинности других посланий Павла, Петра и даже Иисуса. Некоторые из этих писаний сохранились.
Христианский литературный мир наполнен также подложными апокалипсисами, включая интереснейший экземпляр, обнаруженный в 1886 году в египетском захоронении: рассказ Петра, ведущийся от первого лица, о персональной экскурсии по раю и аду, которую провёл для него сам Иисус, о надлежащем благоденствии спасённых и страшных мучениях проклятых. Эта книга, как оказалось, едва не попала в канон Нового Завета, поскольку даже в четвёртом столетии в церковном руководстве были люди, считавшие её Священным Писанием. Другие, правда, считали её подделкой.
Это лишь несколько документов из тех, о которых спорили в Древнем мире. Одни христиане считали, что это действительно апостольские труды и их место в Новом Завете, другие настаивали, что это подделки. Сколько было всего таких документов? Мы никогда не узнаем. В настоящее время нам известно более ста писаний первых четырёх веков, которые считаются подделками, изготовленными самими христианами .

Ранние христианские подделки

В большинстве только что упомянутых случаев речь шла о подделках второго, третьего и четвёртого столетий. Но большая часть книг Нового Завета была написана в первом веке. Есть ли какие нибудь свидетельства, что подлоги совершались и в этот ранний период? Да, есть очень хорошие свидетельства, и присутствуют они на самих страницах Нового Завета.
В Новом Завете содержится тринадцать посланий, которые считаются принадлежащими апостолу Павлу, в том числе два послания Фессалоникийцам. Во втором из них есть весьма интригующая фраза, в которой автор наставляет своих читателей не смущаться письмом, «как бы» им посланным и говорящим о наступлении «дня Христова» (2 Фес 2:2). Иными словами, автор знает о существовании письма, написанного от имени Павла, но Павлу не принадлежащего. И это письмо, как видно, учит тому, с чем Павел спорит. Кто мог совершить такой подлог? Очевидно, что некий человек, который желает распространить свои собственные взгляды о времени конца света, и решает эту задачу, прикрываясь именем Павла, хотя сам Павлом не является.
Но этот пассаж сам по себе вызывает иронию. Дело в том, что, согласно широко принятому в учёном мире мнению, Второе послание Фессалоникийцам не принадлежит авторству Павла, хотя и претендует на это (почему это так, мы увидим в Главе 3). Если 2 Фес является подложным, почему оно предупреждает о другом подлоге? Можно не сомневаться в ответе: одним из приёмов, которые использовали древние подделыватели с целью убедить читателей в подлинности своих писаний, было предупреждение против подложных писаний. Конечно, читатели понимали, что автор не будет делать то, что осуждает .
Есть и другие интересные примеры этого феномена в ранней христианской литературе. Так, три века спустя, к концу четвёртого столетия появилась книга, которую принято называть Апостольские Постановления. Эта пространная книга в восьми частях даёт инструкции, касающиеся организации и управления церковью. О себе книга сообщает, что она написана Климентом (четвёртым епископом Рима, согласно преданию), поставленным управлять церковью самим апостолом Петром. На самом деле книга была написана три века спустя после того, как Климент упокоился, и является подлогом. Более того, книга называется «апостольскими» Постановлениями потому, что в ней содержатся советы и указания самих апостолов, которые часто говорят о себе от первого лица: «я, Пётр» говорю это, «я, Иоанн», «я, Иаков» и т. д. Одна из самых чудесных инструкций, данных настоящим автором (мы не знаем, кто им был на самом деле), появляется в конце и указывает своим читателям не принимать книги, которые якобы написаны апостолами, хотя на самом деле им не принадлежат. Иными словами, автор говорит своим читателям не читать таких книг, как та, которую они читают, т. е. подложную. Зачем было вставлять сюда такую инструкцию? Снова, как и в 2 Фес, это должно завоевать доверие читателей.
Во Втором послании Фессалоникийцам мы имеем дело с особенно интересной ситуацией. Независимо от отношения к подлинности письма, оно со всей определённостью указывает на существование подложных посланий Павла в самую раннюю новозаветную эпоху. Если, как считают одни учёные, Павел написал 2 Фес на самом деле, – тогда оно показывает, что Павел сам знал о существовании подлога со своим именем, полученного Фессалоникийской церковью. Но если правы другие учёные и Павел не писал 2 Фес, тогда это обращавшееся в церкви послание само было подложным. В любом случае мы видим, что подложные письма под именем Павла существовали уже в первом веке.
Есть ли другие подделки, относящиеся к ранней христианской эпохе? Я рассматриваю этот вопрос подробнее в дальнейшем, при изучении свидетельств существования новозаветных книг, написанных не теми людьми, которым они приписываются. Но сейчас я лишь хотел бы обратить внимание, что это вовсе не находки современных учёных. Авторство многих книг Нового Завета обсуждалось ещё в раннем христианстве, среди христианских учёных, когда решалось, какие книги могут войти в Священное Писание.
Самый известный пример – это книга Откровения. В третьем веке учёный из Александрии по имени Дионисий настаивал, что книга не была написана апостолом Иоанном, сыном Зеведея. Аргумент Дионисия был и остаётся убедительным даже для современных учёных. Дионисий считал, что стиль письма так разительно отличается от стиля Евангелия от Иоанна, что просто не мог принадлежать одному и тому же человеку (современные учёные здесь отличаются от Дионисия лишь тем, что и Евангелие считают вряд ли написанным Иоанном). Дионисий полагал, что было два автора с одним именем, которых впоследствии смешали друг с другом. Но интересно то, что, согласно Евсевию Кесарийскому, Дионисий имел предшественников, которые вообще настаивали, что авторство Откровения принадлежит даже не какому то другому Иоанну, а еретику по имени Керинф, который пытался через этот подлог утвердить своё учение о тысячелетнем царстве Божием на земле .
Маленькое послание Иуды, якобы написанное братом Иисуса, также было предметом спора в Древней церкви. Некоторые христиане (в частности, об этом говорит Иероним Стридонский ) считали, что оно не может быть подлинным, так как цитирует апокрифическую книгу Еноха словно Священное Писание. Второе послание Петра отвергалось многими из ранних отцов церкви, как об этом говорилось и у Иеронима, и у Евсевия, но наиболее прямо об этом говорил александрийский учитель Дидим Слепец: «Послание является фальшивым, и ему не место в каноне священных текстов» . Пётр, иными словами, не писал этого письма, хотя автор и заявляет противоположное.
Другие христианские учителя дискутировали о подлинности Первого и Второго посланий Тимофею, причём некоторые считали, что Павел не мог написать их по самому их контексту . Послание к евреям обсуждалось также. Книга не говорит прямо, что написана Павлом, но автор применяет в конце некоторые уловки, чтобы читатель подумал, что он – Павел (см. Евр 13:22–25). Авторство письма обсуждалось столетиями. В конце концов, книга была включена в канон, когда уже практически каждый считал, что её написал Павел.
В общем, в Древней церкви имели место очень продолжительные и часто горячие споры о подлинности документов. Ранние христиане понимали, что в обращении находится огромное количество подложных писаний, и они хотели знать точно, какие книги были подлинными, а какие нет. Как мы дальше увидим, практически никто не оправдывал практику подлогов. Напротив, фальшивки всячески осуждались даже в самих подложных документах (как 2 Фес и Апостольские Постановления).
В основном эта книга сосредоточена на примерах подделок в раннем христианстве. Но чтобы грамотно осветить вопрос раннехристианских подлогов, придётся немного отступить и рассмотреть феномен подлогов в Древнем мире более широко. Этому мы и посвятим остаток этой главы. Мы начинаем очень важный разговор о терминологии, которую будем использовать в дальнейшем.

Термины, которые нам понадобятся

Первые два термина носят технический характер, и хотя я не буду их часто использовать, важно понимать их смысл. «Ортоним» (буквально – «правильное имя») – это произведение, действительно написанное человеком, который претендует на его авторство. Практически все сходятся на том, что из тринадцати посланий апостола Павла, имеющихся в Новом Завете, только семь являются ортонимами, то есть действительно написаны им.
«Омоним» (буквально – «одинаковое имя») – это текст, написанный кем то, кто по случайности носит то же имя, что и кто то другой. В Древнем мире большинство людей не имело фамилии, и множество людей носило одинаковые имена. На христиан это правило распространяется так же, как на всех остальных. Например, было много Иоаннов, Иаковов или Иуд. Если некто по имени Иоанн написал книгу Откровения и подписался своим именем, совсем не обязательно думать, что он выдавал себя за какого то другого Иоанна. Когда позднейшие христиане решили, что этот Иоанн должен быть апостолом Иоанном, сыном Зеведея, в этом не было вины автора. Он просто носил то же имя, что и его более известный тёзка. В таком случае его книга оказывается не подложной, а омонимной, что является безопасным допущением для большинства учёных критиков. А в канон она была включена из за ошибочной идентификации.
Другие писания «анонимны», то есть, буквально, «не имеют имени». Это тексты, авторы которых себя не обозначили. Формально к ним относится добрая треть новозаветных книг. Ни одно из Евангелий не сообщает нам имя своего автора. Уже позднее христиане дали им имена Матфея, Марка, Луки и Иоанна, и переписчики включили эти имена в названия книг. Также анонимны Деяния и все три послания Иоанна. Опять же формально это относится к Посланию к Евреям: его автор ни разу не называет себя, хотя и пытается казаться Павлом .
С термином «псевдоним» (буквально – «ложное имя») всё немного тоньше, и мне придётся объяснить, как я буду его использовать. Формально он относится к любой книге, которая появляется не под своим именем, но следует различать два типа псевдонимов. Иногда автор сам берёт литературный псевдоним. Когда Сэмюэл Клеменс написал «Гекльберри Финна» и подписался Марком Твеном, он не пытался выдать себя за какую то знаменитость; это был просто литературный псевдоним, который призван скрыть настоящее имя. То же и с Мэри Энн Эванс, написавшей «Сайлес Марнер» и подписавшейся Джорджем Элиотом. Подобное использование литературного псевдонима не было типично для Древнего мира, хотя отдельные случаи нам известны: греческий историк Ксенофонт, например, написал свой известный «Анабасис» под именем Фемистогена, а греческий философ Ямвлих написал трактат «Египетские мистерии» под вымышленным именем Аббамон. В этих случаях нет ничего похожего на то, что автор пытался выдать себя перед читателями за кого то известного .
Совсем другой вид псевдонимного произведения – это книга, подписанная чужим именем, принадлежащим, как правило, личности известной и авторитетной для читательской аудитории. Для обозначения этого типа литературы я буду использовать термин «псевдоэпиграф» (буквально – «ложно подписанный»). Таким образом, псевдоэпиграф – это произведение, претендующее на авторство известного или авторитетного человека, на самом деле не создававшего его.
Но, оказывается, есть и два типа псевдоэпиграфов. Иногда произведение выходит в свет анонимно, без указания авторского имени, как это было, например, с Евангелием от Матфея. Но со временем читатели и переписчики приходят к убеждению, что они знают, кто был автором, и утверждают, что это известная и авторитетная личность, в данном случае апостол Матфей. В писаниях такого рода автор не пытался никого обмануть, просто его работа была неправильно атрибутирована . Сам он остался анонимен, и лишь позднейшие читатели делают какие то заявления относительно авторства. То есть этот псевдоэпиграф был ошибочно приписан кому то, кто его не писал.
Второй вид псевдоэпиграфов представляет собой намеренный обман автора. Это происходит, когда автор намеренно представляется чужим именем. Именно это я и называю подлогом. Таким образом, я определяю подлог как текст, который говорит о себе, что он написан некой известной личностью, которая на самом деле его не писала.
За прошедшее время мне неоднократно приходилось сталкиваться с людьми, которые отвергали моё определение термина «подлог», и я хорошо понимаю сомнение других учёных в его правильности. В английском языке у этого слова есть также значение «фальшивка», а в современном мире, когда мы говорим о фальшивке, мы подразумеваем в высшей степени незаконную деятельность вроде подделки драгоценных камней, денег или книг с целью извлечения прибыли. Обычно за это отправляют в тюрьму. Древних изготовителей литературных фальшивок за это в тюрьму не сажали просто потому, что не было законов, регламентировавших изготовление и распространение книг. Например, не было закона об авторских правах. Но сами древние авторы прекрасно видели в этом мошенничество, распознавали обман и называли жульничеством (а то и жёстче), и нередко наказывали подделывателей сами, если те попадали к ним в руки. Поэтому, когда я использую термин «подлог», я подразумеваю все содержащиеся в нём отрицательные коннотации, отчасти потому, что древние авторы, как мы видели, сами не скупились на негативные определения.
Тем не менее мой термин «подлог» не даёт правовую оценку документу в связи с преступной деятельностью его автора. Это лишь технический термин, касающийся одного из видов псевдоэпиграфов, в котором автор сознательно выдаёт себя за другого. Одним из общих тезисов моей книги является утверждение, что занимавшиеся этой деятельностью в Древнем мире резко осуждались за ложь и попытку обмануть своих читателей.

Мотивы создания подлогов

Если изготовление фальшивок всеми осуждалось, почему им всё таки занимались? И какую оценку давали этому в собственных глазах? Это будет два основных вопроса до конца этой главы. Вопрос, «почему» они это делали, несколько сложен, и чтобы было проще в нём разобраться, следует провести различие между намерением и мотивацией. Думаю, разница понятна.
Если жена спросит меня: «Зачем ты идёшь в магазин?» – я могу дать разные ответы. Например, один будет таким: «Купить что нибудь к ужину», а другой таким: «Потому что холодильник пустой». Это действительно разные ответы. Первый показывает, что я намереваюсь сделать в магазине: купить какую то еду на вечер. Второй показывает, что заставляет меня идти в магазин: я мотивирован отсутствием еды в доме. Намерение и мотивация – это действительно разные вещи. Намерение отвечает за то, что вы хотите сделать, мотивация – за то, почему вы хотите это сделать.
Это положение вещей вполне применимо и к подделывателям. Между их намерениями и мотивацией есть разница. Практически в каждом случае подделыватель намерен обмануть читателей относительно своей личности, заставив их поверить, что он кто то другой. Но у него может быть множество различных причин для того, чтобы хотеть этого.
Авторы подделок всегда имели разнообразные причины для своей деятельности. В наше время основной причиной являются деньги, как мы уже видели в истории с Конрадом Куяу и дневниками Гитлера. Но в античности это отнюдь не было главной причиной. Рынок для таких «подлинников» был крайне ограничен скромными возможностями книжной индустрии – не было массовых изданий и их широких продаж. Хотя обстоятельства, при которых поддельные книги могли принести доход, порой и возникали, как рассказывает нам Гален, известный сочинитель и врач, живший в Риме во II в. н. э.
Гален был чрезвычайно образованный и плодовитый писатель античного мира. И этот мир по большей части не имел публичных библиотек, доступных для народа. Но иногда местный правитель основывал библиотеку, предназначенную преимущественно для учёных, и между такими библиотеками возникало что то вроде состязания, чья коллекция окажется полнее. Ведь богатство собрания книг придавало библиотекам определённый статус, хотя бы и символический. Двумя самыми богатыми библиотеками античности были Александрийская в Египте и Пергамская в Малой Азии. Согласно Галену, создавшие эти библиотеки цари всячески стремились расширить свои собрания и особенно гнались за оригинальными текстами таких авторов, как Платон, Аристотель, Гиппократ, Эсхил, Софокл и Еврипид. Обладание оригиналами было чрезвычайно важно в век ручной письменности, потому что переписчики книг снабжали каждую новую копию новыми ошибками. Если же у тебя был оригинал, ты знал точные слова автора, не искажённые промахами местных писцов. Так что обе эти библиотеки были готовы щедро заплатить за оригинальные труды столь желанных для них авторов.
Вы будете поражены, сколько сразу «оригинальных» работ Платона, Аристотеля и Еврипида стало появляться на свет, лишь стало известно о чьей то готовности заплатить за них золотом. Согласно Галену, недобросовестные писатели просто из жажды денег сразу стали производить массу подделок .
Мы видели и другую мотивацию или сочетание мотиваций в случае Дионисия Перебежчика. Можно подумать, что Дионисий затеял проделку с поддельной пьесой просто для того, чтобы посмотреть, как у него это получится. А можно решить, что он сделал это с целью выставить дураком своего заклятого недруга Гераклита. Из Древнего мира до нас дошли и другие примеры схожей мотивации одурачить кого то. Но как показывает жизнь, в наше время подобный мотив тоже оказывается вполне действенен. Так, одному учёному едва не удалось ввести в заблуждение других своим «историческим открытием». Речь идёт о скандально известном «Тайном Евангелии от Марка», якобы найденным Мортоном Смитом в 1958 году .
Другие авторы фабриковали тексты с военными или политическими целями. Иудейский историк Иосиф Флавий, например, сообщает, что враг Александра, сына царя Ирода, написал письмо от имени Александра, в котором объявляет о своих планах убийства отца. Согласно Иосифу, подделывателем был секретарь царя, «дерзкий малый, изощрявшийся в подделке почерков обеими руками». Но план его провалился, и пойманный мошенник «поплатился жизнью за своё искусство» .
Подлоги в политике редко удавались, хотя иногда срабатывали. В третьем веке у римского императора Аврелиана был секретарь по имени Эрос, который навлёк на себя гнев господина и ожидал наказания. Действуя на опережение, он подделал и распространил список политических лидеров, которых император якобы собирался казнить за измену. Люди из этого списка восстали и убили императора .
Иногда мотивы для подделки были скорее религиозными, чем политическими. Это происходило, когда требовалось защитить от оппонентов религиозные установления, практики или чьи то религиозные утверждения. Об одном из самых забавных таких случаев рассказывал Лукиан Самосатский, блестящий острослов и язвительный критик всего, где он замечал лицемерие. Один из весёлых трактатов Лукиана, «Александр Лжепророк», направлен против человека по имени Александр, который решил устроить «оракул», то есть место, где бог общается с людьми, в городе Абонотихе. Александр был сообразительным малым и понимал, что ему придётся убедить людей, будто бог Аполлон действительно решил общаться с народом через него, Александра, в этом новоустроенном месте для пророчеств, поскольку планировал получать плату за откровения Аполлона с тех, кто мог бы за ними прийти. Тогда, как рассказывает Лукиан, Александр подделал медные дощечки и закопал их в одном из самых древних и известных храмов Аполлона в Халкидоне. Когда дощечки вскоре были откопаны, стала распространяться молва о том, что было написано на этой «чудесной» находке. А на этих дощечках Аполлон объявлял, что вскоре будет иметь своим местопребыванием Абонотих. Тогда Александр устроил оракул, к которому стало стекаться множество народа, и всё это в немалой степени благодаря подделанным письменам от имени бога, которого он якобы представлял.
Иудейский пример подлога ради утверждения иудаизма можно найти в известном «Письме Аристея». Аристей якобы был язычником и придворным египетского царя Птолемея II Филадельфа (правившего в 285–246 гг. до н. э.). В этом письме «Аристей» описывает, как царь решил пополнить свою библиотеку копией иудейского Писания, для чего договорился с иудейским первосвященником в Израиле о присылке в Египет учёных, которые могли бы перевести священные тексты с иврита на греческий язык. Были присланы семьдесят два книжника, которые благодаря чудесному божественному вмешательству порознь создали полностью совпавшие друг с другом переводы Писания. Поскольку «Письмо Аристея» якобы нееврейского происхождения, оно должно производить впечатление более или менее незаинтересованного источника информации о том, как еврейская Библия переводилась на греческий, и обладать всеми признаками документа, передающего факты как есть. На самом же деле письмо является подделкой, написанной евреем из Александрии во II в. до н. э. Оно было написано, в частности, с целью указать на богодухновенность священных иудейских текстов даже в греческом переводе.
На прошлых примерах, вроде Дионисия Перебежчика, мы уже видели, что иногда подделки создавались с явной целью выставить в невыгодном свете своих личных врагов или с целью доставить им неприятности (случай с письмом царю Ироду). И оказывается, что в Древнем мире эти мотивы засвидетельствованы лучше остальных. Римский поэт Марциал, автор большого количества остроумных и очень смешных эпиграмм, в нескольких местах жалуется, что под его именем в свет выходят чужие стихи, просто плохие или в дурном вкусе, именно для того, чтобы выставить глупым его самого, Марциала . Ещё более очернительский эпизод есть у историка философии Диогена Лаэртского. В нём говорится о враге Эпикура, стоике Диотиме. Этот недоброжелатель известного философа написал и распространил от его имени пятьдесят писем развратного содержания. У Эпикура и без того были совершенно незаслуженные проблемы с репутацией, вызванные его мнимой зависимостью от удовольствий, так что подлог Диотима лишь подлил масла в огонь .
Ещё можно вспомнить историю Анаксимена в пересказе географа II в. н. э. Павсания. Анаксимен был умён, но имел дурные наклонности. Как то он поссорился с известным оратором по имени Феопомп и, чтобы насолить ему, написал трактат от его имени с точным соблюдением литературного стиля Феопомпа. В этом трактате он поносил граждан трёх главных городов Эллады – Афин, Спарты и Фив – и по этим же городам распространил свой пасквиль. Разумеется, после этого на Феопомпа обрушился гнев эллинов, им совершенно не заслуженный .
Иные подделыватели делали свою работу с более благородными целями, например, чтобы подарить своим читателям надежду. Одна из самых распространённых форм литературных подделок в иудаизме времён раннего христианства – это жанр апокалипсиса. Апокалипсис (что на греческом означает «Откровение») – это текст, открывающий перед смертными истину о Царстве Небесном, чтобы помочь им понять смысл происходящего здесь, в земной жизни. Иногда истина открывается через перенасыщенные символикой причудливые видения, которые автор якобы видит и которые поясняет ему некий ангел. Пример подобных видений есть в книге пророка Даниила. А иногда автор сам попадает на Небо, чтобы увидеть конечные истины Божьего Царства, наделяющие смыслом ужасные события, происходящие на земле. Христианский пример книги Откровения, как мы знаем, есть в Новом Завете.
Эти книги призваны пробудить надежду в своих читателях. Несмотря на происходящие на земле совершенно необъяснимые вещи, несмотря на неистовствующие боль, невзгоды и страдания, несмотря на войны, голод, эпидемии и природные катаклизмы, сотрясающие человечество, несмотря на кажущуюся неподконтрольность этого мира Божьей воле – несмотря на все эти обстоятельства, на самом деле всё идёт так, как задумано. Бог скоро исправит все дурное. Людям стоит лишь подождать ещё совсем немного, и их вера в Господа будет оправдана, и он вмешается в ход земной жизни, чтобы установить вечные мир, справедливость и счастье.
Апокалипсисы практически всегда пишутся псевдонимно, под именами известных религиозных фигур прошлого . В христианских кругах есть апокалипсисы под именами Петра, Павла и пророка Исайи. В иудейских кругах мы находим апокалипсисы, приписываемые Даниилу, Еноху, Аврааму и даже Адаму! Учёные обычно не считают эти книги подложными, потому что их псевдонимность является важной частью их замысла. Сам литературный жанр подразумевает, что откровение может исходить только через того, кто весьма приятен Богу и потому наверняка знает такие вещи. Но я считаю такую точку зрения упрощением, ведь сохранились свидетельства подлинной веры людей древности в то, что эти книги написаны теми, кому приписываются . И сами авторы книг знали об этой вере, потому и использовали чужие имена, чтобы их работа была наиболее эффективна.
Теперь мы приблизились к единственному самому важному мотиву, заставлявшему древних авторов выдавать себя за других. Просто напросто это было нужно для того, чтобы их собственное мнение было услышано. Если ты никому не известная личность, но имеешь сказать нечто важное и хочешь, чтобы люди тебя услышали (не для того, чтобы они прославляли тебя, а чтобы они познали истину), то единственный путь для тебя – это выдать себя за хорошо известного автора, известную фигуру, авторитет.
Так, например, если ты хочешь написать философский трактат, в котором разбирается одна из самых запутанных этических проблем, стоящих перед человечеством, но при этом ты не являешься знаменитым философом, ты можешь утвердиться, просто подписавшись Платоном или Аристотелем. Если ты хочешь написать апокалипсис, который объяснит, что земное страдание временно и Бог вскоре вмешается, чтобы посрамить зло, и ты хочешь, чтобы люди тебя услышали и вняли тебе, тебе следует подписываться не своим именем (Откровение Васи), а именем известного религиозного персонажа (Откровение Даниила). А если ты хочешь сообщить самые важные учения из благовестия Иисуса, но на самом деле живёшь спустя столетие после него и сам никогда его не слышал, ты можешь собрать самые интригующие высказывания, какие найдёшь, и назвать всё это Евангелием от Фомы или Филиппа, сделав вид, будто сам слышал говорящего Иисуса.
Эта мотивация бытовала как в христианских, так и нехристианских кругах. Мы знаем о ней потому, что сами древние авторы сообщают нам об этом. Например, языческий учёный по имени Давид, комментировавший труды Аристотеля, писал: «Если кто то неизвестен и ничтожен, но хочет, чтобы его творения читали, он пишет под именем кого то влиятельного из живших ранее, так, чтобы через его влиятельность добиться признания своих работ» .
А вот единственный известный случай, когда подделыватель христианин был пойман и письменно объяснил, почему он совершил подлог. В пятом веке в Марселе жил пресвитер Сальвиан. Как и многие в ту пору, он решил со своей женой выразить свою преданность Богу отвержением мира и принятием аскетической жизни. Сальвиан был возмущён обмирщением церкви и её членов, которые больше заботились о земном комфорте и благополучии, нежели о соблюдении евангельских добродетелей. Тогда он написал послание «Тимофея к церкви». Написанное в достаточно властной манере, послание казалось его читателям действительно написанным Тимофеем, известным спутником апостола Павла четырёхвековой давности. Но каким то образом епископ Сальвиана сумел заподозрить его в подлоге. Он приступил к Сальвиану с уликами, и тому пришлось сознаться.
Но Сальвиан умел защищаться и поэтому дал объяснение, зачем им было написано псевдонимное послание. Как часто и делают люди, склонные к самооправданию, Сальвиан придумал себе массу извинений. Имя Тимофей, например, значит «почитающий Бога», так что он использовал его для того, чтобы почтить Господа. А его главный аргумент в свою защиту так и звучал, что сам по себе он никто, так что подпишись он своим именем, никто бы и внимания не обратил на его письмо. Или, если точно его цитировать, автор «мудро предпочёл использовать псевдоним, по очевидной причине нежелания неизвестностью своей персоны умалить влияние своей ценной книги» .
Через использование имени Тимофея он надеялся приобрести читательскую аудиторию. Его взгляды казались ему достаточно важными, чтобы воспользоваться чужим именем. Эта история рассказана нам Сальвианом, и из неё не видно, чтобы епископ благосклонно воспринял оправдания своего пресвитера, но если епископ был в данном вопросе обычным человеком своей эпохи, отношение которой к проблеме подлогов нам уже известно, то вряд ли он был так уж доволен Сальвианом.

Техника подлога

Нам неизвестно, каким именно образом епископ Сальвиана узнал, что якобы написанное Тимофеем письмо принадлежит авторству его пресвитера. Но, скорее всего, догадаться об этом было не очень сложно. Основное содержание письма касалось тех же тем, о которых Сальвиан, без сомнения, многократно говорил перед своими прихожанами и другими пресвитерами. Поскольку он был грамотен, то наверняка и раньше писал трактаты по этой и смежным проблемам. Если епископ знал о взглядах Сальвиана и читал его прежние работы, а значит, был знаком с его литературным стилем, то мог понять как дважды два, что новое, внезапно и неизвестно откуда взявшееся произведение принадлежит тому же автору, несмотря на свою псевдонимность.
Но вообще, в Древнем мире по вполне очевидным причинам подделывателей ловили за руку крайне редко . Во первых, древние учёные, которые могли быть заинтересованы в поиске мошенников, не имели современных нам сложных методов анализа, компьютеров, баз данных, замысловатых анализов авторского стиля и т. п. Древний учёный часто мог сказать, что литературный текст не принадлежит тому же автору, который написал другой текст (например, что книга Откровения не была написана тем же человеком, который написал четвёртое Евангелие). Но и в самом деле, гораздо легче сказать, кто не писал книгу, чем сказать, кто её написал (кто написал послание Эфесянам, раз это был не Павел?).
Что ещё важнее, мошенники специально шли на ухищрения, чтобы их не поймали, и по большей части вполне успешно. В одном из современных интереснейших обсуждений проблемы Энтони Грэфтон из Принстонского университета показывает, как с веками утончалось искусство подделки параллельно с улучшением методов обнаружения подделок. Чем лучше учёные определяли подлоги, тем лучше совершали их подделыватели. Учёные постоянно совершенствовали свои методы, а подделыватели постоянно повышали своё мастерство .
Обычно древние мошенники использовали несколько приёмов, чтобы их не раскрыли. Первый и наиболее очевидный – самое тщательное копирование стиля и активного словаря известного автора, под которого подделываются. У каждого есть особенности стиля, и в принципе все они могут быть сымитированы. Менее искусные имитаторы просто выделяли для себя необычные слова, которые употреблялись автором, и использовали их постоянно, иногда гораздо чаще, чем это делал сам автор. Другие пытались имитировать примечательные моменты авторской грамматики: длина предложений, характерные причастные обороты, использовали целые фрагменты предложений и так далее. Высокообразованным литераторам практическая имитация чужого стиля была прекрасно знакома: регулярные упражнения в написании работ или составлении речей, копирующих стили известных писателей или ораторов, были частью образовательной программы высшего общества. Образованная часть имперского общества просто училась этому в школах, но большинство этих людей, конечно, никогда не занималось исследуемым нами родом мошенничества .
Имитирование авторского стиля может создать известное затруднение для распознания подделок. Но на самом деле далеко не все были так искусны. Точно так же, как большинство людей не смогло бы подделать Рембрандта, даже если бы от этого зависела их жизнь, мало кто способен писать в точности как Аристотель, Плутарх или Павел.
Второй уловкой служило включение в текст некоей правдоподобности. Термин «правдоподобность» относится к заявлению, комментарию или неформальному замечанию, которые призваны сделать текст очень похожим на тот, который вы ожидали бы увидеть от предполагаемого автора. Так, подделыватели оставляли личные комментарии адресатам письма, даже если на самом деле они его никому не посылали. Зачем говорить, что вы будете молиться о получателе письма во всё время его преследования, если вы не посылаете его никому, кто подвергается гонениям? Потому что если вы так скажете, это прозвучит именно так, будто вы пишете кому то, кто гонения испытывает! Зачем просить об одолжении человека, которому вы на самом деле не пишете? («Привет, Иаков, обязательно поприветствуй за меня свою мать и не забудь принести мне книгу, которую я забыл у вас дома».) Потому что нет ничего лучше, что бы могло придать письму вид подлинного. Зачем придумывать имена адресатов, ваши прежние связи с ними, вспоминать какой то совместный опыт и тому подобное? Потому что всё это придаст письму убедительности, создаст впечатление, что вы и вправду пишете именно этому человеку, именно сейчас и именно при описываемых условиях, даже если пишете вы тремя столетиями позже, ни к кому конкретно не обращаясь.
Мы уже видели один пример «правдоподобности» несколько выше. Во Втором послании Фессалоникийцам и Апостольских Постановлениях спустя три столетия псевдонимный автор призывает своих читателей не читать псевдонимных писаний. Или, если быть более точным, не читать подделок. Зачем? В частности, затем, чтобы дать читателям меньше поводов заподозрить подделку. Да, это тоже род «правдоподобности».
Последняя уловка, к которой прибегают некоторые подделыватели, это рассказ о чудесной находке. Если книга появляется на этой неделе и говорит о себе, что написана двести лет назад, каждый поинтересуется, где же она была всё это время. Поэтому мошенники иногда начинают или заканчивают свой текст описанием событий, приведших к исчезновению и обретению книги. Например, автор может начать книгу с описания сна, в котором ему повелевается глубоко копать с южной стороны дуба, что стоит в поле у ручья близ его фермы. Когда он выкопал яму, то нашёл в ней старинный деревянный ящичек, а внутри ящичка обрёл повреждённый временем манускрипт. Теперь он переписывает этот манускрипт от руки и видит, что это откровение самого Христа, данное апостолу Иакову и доселе скрытое от мира.
Затем книга подписывается именем Иакова, как «переписал» с манускрипта «нашедший» его человек. Книга неизвестна, конечно, поскольку была всё это время скрыта, зато теперь вот она, явилась миру. Вернее, не она, а книга, написанная мошенником, выдающим себя за Иакова и рассказавшим всю эту историю, чтобы объяснить, почему раньше никто об этой книге не слышал.

Взгляды древних на подлог

Я уже упоминал, что учёные иногда решительно избегают употреблять термин «подлог» из за его смысловой близости к «фальшивке» по отношению к псевдоэпиграфам. Ниже я поясню более развёрнуто аргументацию учёных, не желающих подразумевать в этих книгах фальшивку. Это будет в четвёртой главе, когда у нас уже накопится пара глав материалов, которые помогут разобраться с обоснованностью их мнения. Оказывается, многие специалисты по Новому Завету, высказывающиеся так о подлогах («В этом не было намерения обмануть», «Никто не подразумевал в этом лжи», «Это не было оскорблением читателя»), просто никогда не читали древних источников на данную тему. По мере чтения этой книги должно стать совершенно ясно из самих древних текстов, что хотя подлоги широко практиковались, они так же широко осуждались и расценивались, как ложь. Здесь для начала я хочу просто дать несколько примеров того, что древние думали и говорили о подлогах, а количество этих примеров при желании можно многократно увеличить.
Первый момент, обращающий на себя внимание, заключается в том, что литературные подлоги осуждает практически любой автор, который упоминает о них. Есть несколько исключений, но мы поговорим о них отдельно в четвёртой главе, и эти исключения уж действительно чрезвычайно исключительны, как станет видно. В целом же преобладающий дискурс в отношении подлогов в Древнем мире противостоял им и видел в них лишь обман и беззаконие. Это не означает, конечно, что никто не занимался подлогами, ведь адюльтер сейчас тоже обычно рассматривается как предосудительный обман, однако многих это не останавливает. Несмотря на всеобщее осуждение, практика подлогов процветала в Древнем мире.
Один из известных примеров есть у древнеримского врача Галена, которого мы уже упоминали. В дошедшем до нас автобиографическом очерке он рассказывает, как однажды подлог попался ему самому. Как то раз он шёл по римской улочке и увидел в окне книжной лавки двух людей, спорящих о книге, якобы написанной Галеном. Один горячо доказывал авторство Галена, другой настаивал, что авторский стиль совсем не его и Гален этого не писал. Сам Гален чрезвычайно разволновался, поскольку не писал той книги, и, придя домой, немедленно сел писать трактат, который нам хорошо известен поныне и иногда называется «Как отличить книги, написанные Галеном».
Думал ли Гален, что кому то позволено писать от его имени книги? Очевидно, что нет. Как и любой другой, кому попадались подделки с его собственным именем. Мы уже упоминали о поэте Марциале, разгневанном попытками других поэтов выдать их стихи за его. Среди христиан возмущённые жалобы на подлоги мы видим у Оригена, Иеронима и Августина. Подлоги так широко осуждались в древности, что их порицали даже их создатели, как в случае с 2 Фес и Апостольскими Постановлениями.
Некоторые учёные настойчиво, хотя и бездоказательно настаивали, что в философских школах это было обычным делом – написать философский трактат и подписать его именем мастера этой школы: Платона, Пифагора и т. д., а не своим, и никто, дескать, не смотрел на это неодобрительно. В четвёртой главе мы увидим, что это безосновательные утверждения, и если попросить такого учёного процитировать древний источник в подтверждение подобной античной практики, тот сразу почему то онемеет .
Что подлоги всеми осуждались, можно увидеть даже из того, в каких словах описывалась эта практика; по большей части они вполне соответствуют слову «фальшивка». В Греции два самых используемых слова для обозначения литературного подлога звучали как «псевдо», т. е. «фальшивый» или «ложный», и «нофос» (νόθος), что значит «незаконнорождённый». В последнем случае с коннотациями, близкими знакомому нам слову «бастард» (ублюдок) .
В защиту первого слова некоторые учёные настаивали, что «псевдо» не обязательно имеет негативный смысл заведомой лжи, поскольку иногда использовалось для обозначения просто неверной информации. Да, в некоторых контекстах так и есть. Но с оговоркой, что только в тех контекстах, когда говорящий неправду не понимает сам, что ошибается. А если говорящий неправду прекрасно знает, что это неправда, то «псевдо» имеет то же значение, что и в нашей речи имеет слово «ложь»: намеренный обман или введение в заблуждение читателей и слушателей. И у нас не может быть сомнений относительно коннотаций, связанных здесь с употреблением слова «псевдо» древними. Понимал ли человек, написавший Евангелие от Петра через шестьдесят лет после смерти апостола и утверждающий, что он и есть апостол Пётр, что на самом деле он не апостол Пётр? Конечно, понимал, если только не был лунатиком. Но он намеренно называл себя чужим именем. По гречески это называется «псевдо», по нашему – ложь.
Второй термин, «нофос», может немного сбить с толку. Само слово нередко переводится как «фиктивный», что может быть и вполне точно, но не передаёт коннотаций, имеющихся в греческом оригинале и связанных с незаконнорождённым ребёнком. Если внебрачного ребёнка растят его мать и её муж, не являющийся отцом ребёнка, то по происхождению ребёнок не принадлежит к роду своего мнимого отца, они не являются родственниками. Более того, в античности у такого ребёнка не было законных прав. То же относится и к литературному произведению. Если оно идёт под именем автора, который его не писал, то оно не связано с ним никакими узами родства или закона, а связано с кем то другим, почему и называлось нофосом, незаконным отпрыском.
Оба эти определения негативны, совсем не нейтральны и вполне демонстрируют отношение древних к практике подлогов. Автор подлога производит на свет «фальшивое писание», «ложь», «незаконнорождённого» или «ублюдка». Аналогичные слова, использовавшиеся латинскими авторами по отношению к изготовлению подложных текстов, также переводятся как «лгать», «фальсифицировать», «фабриковать», «подделывать».
Вопреки утверждениям некоторых учёных, подделыватели древности пытались именно обмануть читателей, приписывая авторство авторитетным лицам. Это уже давно установлено действительными специалистами в вопросе древних подлогов , да и здравое рассуждение лишь утвердит в этой мысли. Вспомним мотивацию подделывателей, о которой говорилось выше: тем из них, кто просто хотел посмотреть, как у них это получится, вовсе не было интересно делать свои уловки прозрачными и очевидными, они то уж действительно хотели обмануть. Те, кто хотел заработать деньги на «подлинном» экземпляре, скажем, диалогов Платона, не заработали бы ни гроша, если бы их подлог был известен. Ну а для тех, кто желал утвердить политический институт или религиозное установление, ссылаясь упомянутым способом на взгляды авторитетного лица, или хотел бы свои взгляды представить в виде авторитетного источника, и вовсе не имело никакого смысла называться собственным, никому не известным именем.
Что подлог совсем не был очевидной вещью, свидетельствуется и теми отрицательными суждениями, которые высказывали о нём древние. Как я говорил раньше, практика подделки осуждалась практически в каждом случае, когда она упоминалась. Более того, реакция на авторов подлогов, когда их всё таки ловили, показывает совершенно ясно, что в них видели обманщиков и что люди отнюдь не были рады обнаружить, что их водили за нос. Гален и Марциал были в ярости от того, что кто то подписывал свои произведения их именами, а порой реакция была и более жёсткой.
Самые первые сведения о поимке подделывателя встречаются у известного греческого историка Геродота в V в. до н. э. У него есть не совсем понятный отрывок, рассказывающий об Ономакрите из Афин, толкователе оракулов (т. е. священных прорицаний), который собрал и обнародовал пророчества Мусея – мифического персонажа, по поверьям предсказывавшего будущее. Одно из пророчеств гласило, что некая группа островов исчезнет в морской пучине. Неизвестно, зачем Ономакрит подделал это предсказание и чем оно так расстроило людей, но правитель Афин Гиппарх изгнал за это Ономакрита из города, так что тот вовсе покинул Элладу и пристал к персам. Были и другие случаи, в которых Ономакрит подозревался в подделке оракулов и резко осуждался другими античными авторами, например Плутархом .
Иногда наказание за подлог было и более жестоким. Раньше я упоминал о пятидесяти письмах развратного содержания, которые философ Диотим написал и распространил от имени Эпикура, чтобы запятнать его репутацию. Согласно древним источникам, последователям Эпикура это настолько не понравилось, что один из них, по имени Зенон, выследил и убил Диотима . Кстати будет вспомнить и рассказ Иосифа Флавия о казни секретаря царя Ирода за подделку письма сына царя Александра, в котором тот якобы делится планами отцеубийства.
Из всех древних повествований на эту тему мы вполне можем сделать несколько основных выводов. Подлоги широко практиковались в Древнем мире среди язычников, иудеев и христиан. Подделыватели в силу различных мотиваций намеренно обманывали своих читателей. Древние авторы, упоминавшие о подлогах, осуждали их и рассматривали как обман. Подделыватели, которых ловили за руку, подвергались осуждению или ещё более суровому наказанию.

Вероятные оправдания подлогов

В написанном австрийским учёным классиком Вольфгангом Шпейером самом полном труде по древним подлогам, какой только есть, говорится так: «Любой подлог даёт представление о положении дел, не соответствующее реальности. Поэтому подлог принадлежит царству лжи и обмана» . Этот взгляд полностью соответствует тому, который я пытался изложить в настоящей главе, но он создаёт нам некую проблему. Когда мы рассматриваем именно христианские подлоги, мы имеем дело с писаниями, оставленными нам последователями Иисуса, т. е. людьми, которые очевидно являлись приверженцами его нравственного учения и более ранних моральных норм Ветхого Завета. Безусловно, они знали, что неправильно лгать и обманывать. Зачем же они делали это? Конечно, вопрос касается и язычников с иудеями, чьи этические нормы в целом были такими же. Почему же они шли против собственных нравственных установок?
Конечно, при поверхностном взгляде этот вопрос выглядит глупо. Все люди делают вещи, о которых они знают, что их делать не следует. Но я бы хотел рассмотреть его глубже. Считали ли все эти подделыватели свою ложь оправданной? Имеет ли ложь оправдание вообще? Я вернусь к этому вопросу в восьмой главе, а сейчас просто хотел бы подготовить площадку, задав более общий вопрос. Что люди древности думали о лжи и обмане?
Спрашивать, что думали о лжи древние люди, всё равно что спрашивать современных людей, – всё зависит от того, кого именно спросить. Некоторые думают, что никакая ложь неприемлема ни при каких обстоятельствах. Другие полагают, что при некоторых обстоятельствах ложь нравственно оправдана. И остальные вообще не задумываются на эту тему, используя ложь, когда им это удобно.
Некоторые древнегреческие философы, в частности, Аристотель, подчёркивают важность правдивости как нормы . Но большинство философов считает, что могут быть исключения. Ксенофонт, например, передаёт слова Сократа, что справедливо лгать другу, который хочет совершить самоубийство, если это позволит его остановить . Сократ говорит также, что справедлива ложь полководца, если она поднимет упавший дух его воинов на поле брани сообщением о приближении союзников и заставит их сражаться отважнее; справедлива и ложь отца, обманом заставляющего больного сына принять нужное лекарство, от которого тот отказывался. И Платон учил, что некоторая ложь бывает полезна, вроде той, что врачи могут сказать своим пациентам для их блага, или правители могут сказать своему народу для его спокойствия. Как выразился античный писатель Гелиодор: «Ложь хороша, когда она приносит пользу тому, кто лжёт, и не наносит вреда тому, кто её слушает» .
Но что насчёт христиан? Разве их не учили всегда говорить правду? Именно об этом говорил великий богослов V в. н. э. Августин в двух своих трактатах, посвящённых лжи: никогда и ни при каких условиях непозволительно лгать. Этот взгляд отца церкви был не простым упрощением, дескать, всегда хорошо говорить правду, а плодом глубоких богословских размышлений об отношениях истинного человека с Богом истины, который сам стал человеком .
Но множество других христианских мыслителей, как до, так и после Августина, думали иначе. Такие, как Климент Александрийский в конце второго века и его соотечественник Ориген в начале третьего – возможно, самый великий богослов до Августина, – соглашались с Платоном в его «медицинской лжи»: если ложь врача заставит пациента принять нужное лекарство, то она этически оправдана . Оба они также указывали, что в Ветхом Завете сам Бог иногда говорит неправду. Когда Бог сказал Ионе возвестить жителям Ниневии, что через сорок дней их город погибнет, он совершенно очевидно знал, что после этой новости горожане начнут каяться и он удержит свою десницу от суда над ними. Соответственно, Бог никогда не имел планов уничтожить город, хотя и приказал пророку говорить о его уничтожении. Порой лживое заявление может принести колоссальную пользу.
В Писании есть много других примеров того, как ложь избранников Божиих приносит добро. Если бы Авраам не солгал о своей жене Саре, что она его сестра, его бы убили, и не появился бы народ Израиля (Быт 12). Или если бы блудница Раав не солгала и не укрыла бы израильских шпионов, те были бы убиты, и никогда дети Израиля не наследовали бы Обетованную землю (Нав 2). Можно привести много примеров того, что иногда самое правильное – это солгать.
Не это ли думали и подделыватели? Что их ложь стоит того? Что положительный эффект от их обмана перевесит их грех? Что цель оправдывает средства?
Боюсь, никогда мы не узнаем, что заставляло этих людей делать то, что они делали. Мы просто не можем проникнуть в глубину их сердца и разума, чтобы увидеть, о чём они думали, когда решили обманом выдать себя за кого то другого. Скорее всего, если бы их читатели знали об их обмане, они бы назвали авторов лжецами и осудили их писания. Но в собственных глазах их совесть вполне могла быть свободна от угрызений и их намерения могли быть белы как снег. Они обладали истиной, в которой надо было убедить остальных, и они были счастливы солгать ради этого.

2. Подлоги под именем апостола Петра

До сего момента в своём рассказе о лжи, обмане и подделках в Древнем мире я использовал слово «истина» в самом простом смысле для обозначения корректной информации. Однако в жизни истина и противоположная ей ложь выглядят сложнее. Я думаю, внутренне мы все прекрасно это понимаем, даже если никогда об этом не задумывались. Когда мы смотрим фильм, мы часто спрашиваем: «Это настоящая история?» То есть мы имеем в виду: «Это то, что происходило на самом деле?» Если ответ положительный, то мы как то успокаиваемся на том, что события фильма действительно когда то имели место и, таким образом, его история оказывается правдивее, чем некий вымысел. Но даже в этом случае мы не думаем, будто абсолютно всё, что составляет фильм – действующие лица, диалоги, отдельные сцены и т. д., – представлено совершенно так, как это было на самом деле. Мы всегда оставляем место для творческого домысла, даже когда признаём историю подлинной.
Хотя можно и представить дело так, что в более глубоком смысле фильм может быть правдивым, даже если рассказывает о том, чего никогда не было. Этой точкой зрения я много лет сбивал с толку своих детей. Например, мы смотрим кино, и дети спрашивают: «Пап, а это правда?» И почти всегда я отвечал утвердительно. Но тут они вспоминают, что иногда у меня бывает иной взгляд на вещи, и переспрашивают: «Не, пап, ну в смысле, это правда было на самом деле?» Тогда я отвечал отрицательно, и они оставались в недоумении. Как и сейчас, возможно, некоторые мои читатели. Как история может быть правдой, если её никогда не было? На самом деле, есть самые разные правдивые истории, которые никогда не происходили, и это признает любой, если хоть немного задумается. Чтобы проиллюстрировать это своим студентам, я обычно пересказываю историю о Джордже Вашингтоне и вишнёвом дереве.

Истинные истории, которые никогда не происходили

Каждый школьник знает историю про вишнёвое дерево. Ещё мальчишкой Джордж Вашингтон зачем то срубил отцовскую вишню. Когда отец вернулся домой и увидел срубленное дерево, то спросил: «Кто это сделал?» Юный Джордж ответил: «Не смею врать. Это сделал я». Обычно на этом история заканчивается, так что мы не знаем, что было потом, может, Джорджа заперли в чулан. История заканчивается признанием Джорджа .
Мы знаем, что эта история никогда не происходила на самом деле, потому что тот, кто её придумал, позже в этом признался. Это был человек по имени Парсон Уимз, некогда церковный прислужник и книготорговец. Позже, став биографом Вашингтона, Парсон Уимз признал, что выдумал историю с вишней, хотя до этого и заявлял, будто узнал о ней от её свидетеля, которому можно доверять. (Забавный парадокс: он буквально сказал неправду в этой истории о том, что следует говорить правду.)
Итак, этот сюжет, как мы знаем, неисторичен. Но мы по прежнему пересказываем его своим детям. Почему? Не потому, что мы пытаемся научить их американской истории, а потому, что хотим научить их правде. Эта история претендует на истину в нескольких смыслах. Во первых, она является хорошим образцом американской пропаганды. Кем был Джордж Вашингтон? Он был отцом американской нации. Что он был за человек? Он был честным человеком, который никогда не лгал. Правда? Насколько честным? Ну, однажды, когда он был ещё мальчишкой… Вывод ясен. Эта страна основана на честности. Это честная страна. Эта страна никогда не скажет неправду. Или так гласит легенда.
Но легенда о Джордже Вашингтоне и вишнёвом дереве имеет и другой смысл, благодаря которому родители в основном и рады её рассказывать детям. Эта история о личной нравственности и ответственности. Я рассказал её своим детям потому, что хотел их видеть такими же, как юный Джордж. Даже если бы они что то натворили, я хотел, чтобы они были честны и имели силы в этом сознаться. Лучше быть честным и не бояться последствий, чем жить бесчестно. Лучше не говорить неправды.
То есть я хочу сказать, что вымысел, даже исторический вымысел, может в некотором смысле сообщать истину, даже если это что то, чего не было. Истина – это больше, чем просто корректная информация.
Это не значит, конечно, что такой вещи, как неправда, вообще не существует. Как раз наоборот, есть множество разных неправд: некорректная информация, заведомый обман, истории, смысл которых мы не принимаем в качестве истины, основанной на нашем понимании мира . Если бы мне пришлось читать книгу о детстве Сталина, в которой подчёркивались бы его кроткий нрав, добрый и мягкий характер, а также глубокая обеспокоенность всеобщим благоденствием, я бы сказал, что всё это неправда.
Люди древности тоже имели развитое чувство истины и неправды. У них тоже были легенды, которые они принимали как истину в некотором роде, не думая при этом, будто они происходили на самом деле . В основном современные учёные осознают, что большинство образованных людей Древних Греции и Рима не воспринимали события своей мифологии буквально. Они понимали, что миф призван сообщить некое истинное понимание божественного царства и его связи с человеком. И ещё у древних была своя беллетристика. Многими подчёркивается, и это действительно так, что современные представления о художественной литературе гораздо сложнее и тоньше, чем они были в античности. И всё же в дополнение к мифам у людей древности были эпосы, легенды, романтические произведения, которые во многом соответствуют современным повествовательным формам. Люди рассказывали и пересказывали, читали и цитировали все эти произведения не потому, что думали, будто они точно передают описываемые в них события, а по тем же причинам, по которым и мы сейчас читаем беллетристику: чтобы развлечься, что то узнать, научиться лучше понимать себя и окружающий мир.
Очень интересно представление о вымысле. Если мы читаем книгу, являющуюся официальной биографией Рональда Рейгана, то ожидаем увидеть в ней чёткое следование фактам и полное отсутствие некорректной информации. А вот если мы читаем роман о президенте 1980 х гг., который является просто беллетристикой, нам достаточно некоторого исторического правдоподобия (например, президент в этом романе не будет шарить по Интернету и проверять, что ему написали в Фейсбуке). Но мы не ожидаем встретить там точных исторических фактов и реальных исторических деятелей. Древние эквиваленты современной развлекательной литературы работали по тому же принципу. Читатели рассчитывали на некоторое историческое правдоподобие повествования, но никогда не рассчитывали на его точное соответствие историческим событиям.
Разница между современной биографией и современным романом, конечно, является вопросом литературного жанра. Оставим специалистам пространные дебаты о том, чем характеризуется жанр, нам же будет достаточно приблизительного определения. Жанр – это тип литературы, который подходит какому то заданному формату. Короткий рассказ, например, должен быть коротким; роман гораздо длиннее. В обоих есть герои, сюжет и другие особенности, отличающие их от хайку. Лимерик обладает двумя парными рифмами и неожиданной ударной строкой в конце. Белый стих ничего этого не имеет, но для передачи смысла опирается на глубину языка. И так далее. В каждом жанре как бы заложено некое соглашение между писателем и читателями. Это напоминает контракт, в котором автор обязуется соответствовать тому роду литературы, который ожидают встретить читатели, а читатели обязуются не ожидать ничего нехарактерного для этого рода.
Когда речь идёт практически обо всех видах развлекательной литературы, читатели снисходительно относятся к исторической неточности, но при этом ждут исторического правдоподобия . Чтобы беллетристика доставляла удовольствие, все следуют этим негласным принципам.
Совсем другое отношение мы видим к биографическим или историческим работам. Здесь другие условия контракта: автор придерживается исторических фактов насколько возможно точно, и читатели ожидают именно этого. Любое отступление от этих правил всеми осуждается.
В древних исторических трудах всё было несколько сложнее. По большей части из за того, что в античности просто не существовало научного инструментария, которым мы владеем сегодня. Не было широкого доступа к надёжным источникам информации, обилия самих письменных источников, баз данных, поисковых систем, не было возможностей, которые нам сейчас предоставляют СМИ и электронные средства коммуникации. Древние историки работали почти на ощупь, собирая такие рассказы о событиях прошлого, которым можно было бы верить. Было действительно крайне сложно передать точную картину, но большинство историков честно пытались это сделать. И больше всего эта сложность была заметна в попытках передать подлинные слова тех людей, что жили много лет назад. Некоторые из лучших образцов истории, созданных в античности, в значительной степени состоят из прямой речи своих персонажей. Но если события происходили на десятилетия или даже столетия раньше, то откуда историк мог знать, что было точно сказано в ту эпоху, когда не было ни диктофонов, ни стенографистов, ни ежедневных публикаций в прессе? Конечно, ниоткуда.
Поэтому такой великий историк V в. до н. э., как Фукидид, и говорит совершенно откровенно, что все слова, передающие прямую речь его героев, сочинены им самим. А какой у древних историков был выбор? Самое большое, что они могли, это придумать для исторических персонажей слова, которые наиболее подходили бы их характеру и поводу для их произнесения, и потом верить, что эта выдумка приблизительно соответствует тому, что было сказано на самом деле. Чтобы установить, насколько историку удалась его затея, не было решительно никаких способов. Но образованные читатели это понимали, так что здесь мы снова видим негласное соглашение между автором и читателями: автор высказывает самую лучшую догадку относительно содержания речей своих героев, а читатели именно так её и принимают, то есть как самую лучшую догадку.
Некоторые учёные полагали, что подложные писания имели ту же общую черту – что то вроде беллетристики, сопоставимой с придуманными историческими монологами, где настоящий автор и настоящие читатели как бы соглашаются не принимать всерьёз фальшивое авторство текста. Но как я уже показывал выше, современные учёные, серьёзно изучавшие отношение древних к подлогам, думают иначе. В подлогах автор текста действительно использовал вымысел, но делал это без согласия читателей. И читатели, когда обнаруживали вымысел, отнюдь не были за него признательны. Древние расценивали исторические подлоги, будь то повествования, трактаты или письма, как ложь и фальшивку, лишённую безобидности художественной литературы. Именно поэтому они проявляли заинтересованность в выяснении «законорождённости» текста от названного автора или его незаконности через непричастность тому же автору.
Так что и люди древности понимали разницу между выдуманными повествованиями и рассказами по истории. Некоторые историки, такие, как Лукиан Самосатский и Полибий, в отличие от Фукидида твёрдо придерживались взгляда, что исторический труд должен передавать исключительно происходившее на самом деле и что историку не следует придумывать сюжеты или прямую речь героев для своих работ. Во II в. до н. э. Полибий выразил это так: «Задача историка состоит не в том, чтобы рассказом о чудесных предметах наводить ужас на читателей, не в том, чтобы изобретать правдоподобные рассказы и в изображаемых событиях отмечать все побочные обстоятельства, как поступают писатели трагедий, но в том, чтобы точно сообщить только то, что было сделано или сказано в действительности, как бы обыкновенно оно ни было» .
Причина, по которой Полибию приходится об этом говорить, заключается в том, что другие историки поступали ровно наоборот, «изобретая правдоподобные рассказы» и придумывая речь героям своих трудов по истории. Это правда, что не только профессиональные историки, но и прочие люди придумали множество историй про исторических деятелей. В христианском сообществе это касается практически всех известных личностей: Иисуса, Павла, Петра и других членов апостольского круга. Поскольку сейчас нас интересуют подлоги с именем Петра, в этой главе мы начнём с рассмотрения историй, сочинённых о Петре, чтобы потом перейти к текстам, которые ложно приписываются ему самому.

Истории о Петре

У нас есть несколько книг времён раннего христианства, в которых рассказывается о Петре. Их сюжеты практически полностью придуманы неизвестными нам христианскими авторами. В нашей системе определений эти тексты не являются подлогами, поскольку не приписываются авторству Петра. Но они могут быть названы подделками, потому что при своей претензии на историчность являются выдумками .
Одна из самых интересных таких историй содержится в подложном тексте. Однако это подлог под именем не Петра, а Тита, бывшего спутником апостола Павла. В Новом Завете есть также подложное послание Титу, якобы написанное Павлом (почему это подлог, объясняется в третьей главе). Около четырёхсот лет спустя появляется другое письмо, якобы написанное Титом. Письмо довольно занимательное, так как в нём громогласно заявляется, что единственный путь к обретению спасения лежит через аскетичную и целомудренную жизнь. Если говорить проще, то обрести жизнь вечную можно только воздерживаясь от секса. В контексте излагаемых взглядов подделыватель ссылается на историю о чуде Петра.
Некий крестьянин приводит к Петру свою дочь для получения благословения. Пётр произносит над ней молитву, прося у Бога сделать то, что будет для девицы самым лучшим. Девушка тут же падает мёртвой. Вполне понятно, что крестьянин глубоко расстроен, но автор повествования называет его «неверным», поскольку тот не верит, что всё произошло в интересах дочери. Отец умоляет Петра вернуть дочери жизнь, и апостол исполняет его мольбу. Но через несколько дней некий человек, гостивший у крестьянина и называвший себя христианином, соблазняет дочь и навсегда исчезает с ней. На этом история заканчивается, и её смысл вполне прозрачен: лучше смерть, чем реализация полового влечения.
Нечто похожее можно найти в сборнике историй о миссионерской деятельности Петра, вероятно, написанном во втором веке. Этот сборник, известный как «Деяния Петра», описывает чудеса, которые Пётр сотворил после воскресения и вознесения Иисуса и которыми он демонстрирует силу воскресшего Господа, а также обращает к вере бессчётное количество людей.
В одной из этих историй Пётр говорит у себя дома перед воскресным собранием христиан, которые принесли ему для исцеления несколько больных. Но тут из толпы собравшихся кто то спрашивает, почему Пётр не излечит собственную парализованную дочь, лежащую в углу. Пётр уверяет собравшихся, что Бог имеет власть исцелить её, если только пожелает. Чтобы доказать это, Пётр приказывает дочери встать и пройтись перед людьми, после чего возвращает её в прежнее состояние. Собрание и изумлено, и смущено.
Тогда Пётр рассказывает историю своей дочери. Ещё когда та была маленькой, Петру было видение, из которого он узнал, что если она останется здоровой, то многих совратит с пути истинного. Она была красивым ребёнком и, повзрослев, соблазнила бы многих мужчин. Так и случилось, когда ей было всего десять лет. Сосед польстился на её красоту, но прежде, чем он успел реализовать свою похоть, по милости Божьей девочку парализовало. Сосед же ослеп за свои грехи, пока Пётр не исцелил его и не обратил в христианство. Но девочка осталась парализованной, чтобы не соблазнять других мужчин. Смысл снова ясен: секс опасен, и его следует избегать любой ценой, даже ценой пожизненной инвалидности.
По большей части сюжет «Деяний Петра» выстроен вокруг его борьбы с еретиком Симоном, где апостол выступает представителем истинного Бога, а Симон – волхвом, действующим властью дьявола. Каждый из них творит чудеса, и каждый через это пытается убедить толпу, что истина стоит именно за ним, а не его оппонентом. В одном из чудес Петра участвует копчёная рыба. Апостол, как мы уже говорили, пытается убедить толпу, но без особого успеха. В какой то момент он останавливается у лавки рыботорговца, где видит висящую в окне копчёную рыбину, и спрашивает окружающую его толпу, уверуют ли они, если он её оживит. Толпа отвечает положительно, и Пётр снимает рыбу с крюка, бросает в близлежащий водоём и приказывает ей ожить. Рыба оживает – не на несколько минут, а по настоящему, – и толпа с радостью приобщается вере.
На этом чудеса не заканчиваются. Пётр и Симон волхв призываются местным римским властителем на арену для соревнования, которое должно показать, кто из них говорит от имени Бога. На арену приводят мальчика раба. Симону приказывается убить мальчика, а Петру оживить. Симон что то шепчет в ухо раба, и тот немедленно умирает (от слов еретиков веет смертью). Но Пётр приказывает хозяину мальчика взять его за руку и поднять, и тот немедленно оживает (человек Бога имеет глаголы жизни).
Богатая женщина приходит к Петру и с плачем молит о помощи. Её сын умер, и она отчаянно просит оживить его. Пётр бросает вызов Симону, чтобы все увидели, кто может воскрешать мертвецов. Под взглядом толпы Симон делает несколько загадочных манипуляций, трижды опускаясь на колени и снова поднимаясь. И вот покойник поднимает голову, и толпа убеждается, что Симон действует властью Божьей, а Пётр её обманывает. Толпа уже собирается сжечь Петра, но тот криком заставляет её замолчать и указывает, что покойник ещё не воскрешён, он лишь пошевелил головой. Если Симон действительно человек от Бога, покойный должен подняться и заговорить. Когда у Симона ничего не получается, наступает время Петра. Он произносит слово, которое поднимает человека и заставляет говорить. С этого момента народ «стал поклоняться Петру, как богу».
Но кульминация наступает, когда еретик Симон объявляет толпе, что докажет своё превосходство и взлетит, словно птица, над холмами и храмами Рима. Наступает обещанный день, и Симон действительно поднимается в воздух и начинает летать. Но Пётр не позволяет превзойти себя, он призывает Бога и низвергает Симона на землю в разгар его полёта. Падая, тот ломает себе ноги. Толпа сбегается к месту падения и забивает Симона камнями, как обманщика. Всем очевидно, что только Пётр обладает истинной силой Божией.
Можно приумножить здесь количество таких историй. Фактически, благочестивые рассказчики и приумножали их, сочиняя во втором и третьем веках христианские апокрифы о титанах веры, в том числе об апостоле Петре. Но сочиняли ли они тексты не только о Петре, но и от его имени? В этом не приходится сомневаться. Нет сомнений и в том, зачем они их сочиняли. В немалой степени по тем же причинам, о которых мы говорили выше. Разные христиане имели разное богословие, взгляды, упования, практики – всё, за чем должен стоять апостольский авторитет. И если приписать одному из апостолов свои идеи, то такие писания за его именем должны придать им несомненный авторитет.

Неканонические подлоги под именем Петра

Евангелие от Петра

Одним из самых значительных Евангелий, заново открытых в нашу эпоху, является так называемое Евангелие от Петра. Я сказал, что оно открыто заново потому, что фактически мы столетиями знали о его существовании, прежде чем обрели в одной из археологических раскопок в конце XIX века. Самым ранним источником информации об этой книге был Евсевий Кесарийский. Его часто называют «отцом церковной истории», потому что его труд Церковная История, состоящий из десяти книг, был первой работой такого рода в Древней церкви. В своей книге Евсевий прослеживает распространение христианства со времён Иисуса до своего собственного времени, начала IV века. Евсевий является бесценным источником информации по первым трём столетиям христианства. Многие факты и события известны нам исключительно благодаря ему. Правда, учёные со временем стали всё отчётливее осознавать, что Евсевий весьма субъективен, и то, как он подаёт свой материал, во многом продиктовано его личными взглядами, богословскими воззрениями и скрытыми планами. Часто его сведения следует воспринимать с огромным скептицизмом. Однако он чрезвычайно ценен, когда дословно цитирует ранние источники, которые были ему доступны. В этих случаях мы фактически получаем сведения непосредственно от живших прежде него авторов; сведения, которые без Евсевия были бы для нас потеряны.
В шестой книге своей Церковной Истории Евсевий в связи с интересующим нас апокрифом цитирует антиохийского епископа Серапиона, жившего в конце второго века . Как архиерей одной из самых больших церквей тогдашнего христианского мира, Серапион имел под своим началом приходы в городах и сёлах прилегающей территории, в числе которых была церковь в городе Россос. Серапион сообщает, что при обозрении своей епархии он посетил Росскую церковь и обнаружил в ней разделение. Он оценил ситуацию как незначительный конфликт, причина которого кроется в Евангелии, использовавшемся этой церковью. Это было именно Евангелие от Петра, и епископ решил, что раз Пётр является учеником Христовым, то написанное им Евангелие достойно доверия. Рассудив так, он позволил христианам Россоса пользоваться им.
Однако он принял такое решение, даже не прочитав книгу. Когда же вернулся в Антиохию, то узнал от нескольких человек, что текст Евангелия представлял собой проблему, поскольку содержал еретические учения. Это Евангелие, в частности, использовалось группой христиан, известных как докеты. Докеты (от греческого слова δοκέω – «кажусь») утверждали, что в силу своей всецелой божественности Христос не мог быть человеком и, соответственно, не мог страдать, потому что страдают люди, а не Бог. Почему же Христос казался человеком? Для докетов это было только видимостью. Христос не имел настоящей плоти и крови, не страдал и не умирал. Всё это только казалось окружающим.
Среди докетов существовали две точки зрения на иллюзорность Христа. Одни думали, что тело Христа только казалось человеческим, будучи на самом деле призрачным (как у Каспера – Доброго Привидения). Другие видели всё несколько сложнее и считали, что был настоящий человек Иисус (из плоти и крови, как все мы), но было и иное существо, известное как Христос. Христос был божественным существом, которое в виде голубя сошло с Небес и вошло в Иисуса в момент его крещения, позволив ему творить чудеса и учить божественным истинам. Впоследствии, прежде чем Иисус умер, Христос покинул его, чтобы вернуться в свою небесную обитель. Таким образом, некоторые люди могли ошибочно решить, будто Христос был человеком, который действительно умер, но это был лишь Иисус. Христос был Божеством и не мог страдать.
При получении известия, что ранее одобренное Евангелие может содержать докетическое учение, Серапион, естественно, обеспокоился, так что раздобыл себе экземпляр для чтения. Как и следовало ожидать, он сделал вывод, что если большая часть текста вполне ортодоксальна (содержит правое учение), то остальные части, увы, нет. Серапион решил, что книга является подложной, и написал христианам в Россос, чтобы они отказались от её использования. К письму он приложил список предосудительных отрывков из Евангелия.
Евсевий цитирует письмо в своей Церковной Истории, но, к сожалению, не включает в него список отрывков, которые вызвали возражение Серапиона. Это достойно всяческого сожаления, потому что сейчас, когда Евангелие от Петра найдено, без тех отрывков мы не можем быть уверены, что это та же самая книга.
Её находка произошла в 1886 или 1887 году во время археологических раскопок близ города Ахмим в Верхнем Египте. К северо востоку от города есть три кладбища, и зимой 1886/87 гг. там работала группа французских археологов из Каира. Они вскрыли могилу человека, которого приняли за монаха, поскольку тот был похоронен с духовной книгой (современные учёные не так уверены в его монашестве – с важной книгой мог быть похоронен почти каждый). Сама по себе книга была выдающаяся. Шестьдесят шесть страниц пергамента содержали маленькую антологию четырёх текстов на греческом. Первый из них, занимавший десять страниц, был ранее неизвестным Евангелием .
Это Евангелие не было цельным текстом с началом, серединой и концом. Оно начинается с половины рассказа: «…но никто из иудеев не умыл своих рук, ни Ирод и ни один из его судей. И поскольку они этого не сделали, поднялся Пилат». Далее следует альтернативная версия суда, распятия и воскресения Иисуса – альтернативная постольку, поскольку она сильно разнится с версиями канонических Евангелий. Одно из ключевых различий видно уже в приведённой первой строке. В Новом Завете только Евангелие от Матфея рассказывает, как на суде над Иисусом Пилат умыл руки и объявил себя невиновным «в крови этого человека» (Мф 27:24). Матфей не говорит, чтобы кто то ещё умывал руки или отказывался их умыть. А здесь этот момент подчёркивается. Кто не умыл своих рук? Иудеи, Ирод (иудейский царь) и его (иудейские) судьи.
Это Евангелие гораздо категоричнее каноничных Евангелий настаивает, что вина за смерть Иисуса ложится непосредственно на иудейский народ и его правителей. Такой антииудейский акцент является частью тенденции, развивавшейся в течение всего раннехристианского периода. Со временем тот факт, что Иисуса убили римляне, отходит на задний план, а вина иудеев и их лидеров только возрастает. Это видно, если посмотреть на канонические Евангелия просто хронологически.
Наше самое раннее Евангелие, от Марка, видимо, возлагает вину за распятие Иисуса в равной степени на иудейскую верхушку и римского наместника Пилата (хотя первые будто бы и вынуждают Пилата). Когда мы переходим к Евангелию от Луки, написанному позже, то видим, как Пилат трижды объявляет Иисуса невиновным, так что вина за его смерть ложится на иудейских правителей, которые её требовали. Евангелие от Матфея, написанное приблизительно в то же время, что и от Луки, показывает Пилата умывающим руки в знак своей невиновности в пролитии крови Иисуса. Народ же иудейский (это есть только у Матфея) выкрикивает роковое: «Кровь его на нас и на детях наших!» (Мф 27:25) Иначе говоря, по мысли Матфея, еврейский народ охотно принимает ответственность за смерть Иисуса и её последствия, а также передаёт эту ответственность своим потомкам. Конечно, именно этот стих стал основанием для ужасных проявлений христианского антисемитизма в Средние века и даже в наше время.
Евангелие от Иоанна, последнее в Новом Завете, идёт ещё немного дальше. Здесь нам сообщается, что еврейский народ отверг Иисуса как своего царя и заявил, что у него «нет другого царя, кроме кесаря» (несмотря на то, что над ним должен был царствовать сам Бог). После чего Иоанн говорит, что Пилат «предал его им на распятие» (Ин 19:16). В этой искажённой исторической перспективе получается, что в действительности это евреи сами и убили Иисуса.
Таким образом, с течением времени Пилат становится всё менее виновным в смерти Иисуса, а вина еврейского народа и его старейшин возрастает. Евангелие от Петра появилось ещё позже, чем от Иоанна, и в нём ответственность иудеев ещё выше. Теперь приказ о распятии Иисуса отдаёт даже не Пилат, а иудейский царь Ирод: «Тогда Ирод царь приказывает взять Господа, говоря им: «Что я приказал вам сделать с Ним, сделайте» (ст. 2).
В других местах этого текста дурное обращение иудеев с Иисусом также усиливается. Автор абсолютно недвусмыслен в представлении об их исключительной вине: «И исполнили все и довершили грехи над головами своими» (ст.17). Что ещё более важно, еврейский народ понимает, что они сделали неправильную вещь, за которую будут наказаны: «Тогда иудеи, и старейшины, и жрецы, поняв, какое зло они сами себе причинили, начали бить себя в грудь и говорить: «Увы, грехи наши! Грядёт суд и конец Иерусалима» (ст. 25). Это иллюстрация взгляда, существовавшего среди христиан второго столетия, на то, что разрушение Иерусалима римской армией в 70 г. н. э., после иудейского восстания, произошло вследствие не военных или политических, а единственно религиозных причин. Иерусалим был разрушен, и иудейский храм был сожжён дотла в знак божественного возмездия иудеям за их страшное убийство Божиего Мессии. Здесь, в Евангелии от Петра, народ иудейский сам осознаёт свою вину и своё неминуемое наказание.
В дополнение к антиеврейскому характеру этого произведения есть ещё ряд интересных легендарных деталей. Здесь, как и в канонических Евангелиях, Иисус распинается между двумя злодеями. Но в этом Евангелии описывается любопытный эпизод. Когда распинатели бросают жребий, чтобы разделить между собой одежды Иисуса, один из распинаемых злодеев упрекает их: «Мы из за зла, которое совершили, так страдаем, Он же, явившийся Спасителем людей, что дурного Он сделал вам?» Солдаты негодуют и приказывают «не перебивать ему голеней, чтобы он умер в мучениях» (стт. 13–14) . Смысл в том, что распятый умирает быстрее, если не может опираться на ноги для того, чтобы ослабить давление на лёгкие и свободнее дышать. Не ломая преступнику ноги, солдаты продлевают его мучения.
Один из существенных вопросов к этому Евангелию – испытывал ли мучения сам Иисус? В ст. 10 нам говорится, что Иисус «молчал, как будто не испытывал никакой боли». Существует ли вероятность, что это один из стихов, которые Серапион счёл спорными? Что Иисус предстаёт здесь, как не испытывающий боли, потому что он не испытывал её на самом деле? Что его тело было призраком?
Дальше есть столь же озадачивающий стих. Перед своей смертью Иисус вместо того, чтобы воскликнуть «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?», как, например, в Евангелии от Марка (15:34), он восклицает: «Сила моя, сила, ты оставила меня!» И потом говорится, что, «сказав это, он вознёсся». Разве это не похоже на докетизм второго типа, где божественный Христос оставляет умирать человека Иисуса?
Наиболее примечательный пассаж Евангелия ожидает нас в самом конце. Пассаж, который изображает нечто, чего мы не встречали в Новом Завете: сцену воскресения. Как я упоминал в первой главе, канонические Евангелия не описывают воскресение Иисуса. Они рассказывают лишь, что Иисус был распят, потом умер и похоронен, а на третий день женщины пришли к его гробу и увидели, что он пуст. Но в новозаветных текстах нет повествования об Иисусе, живым выходящем из гроба. А вот в Евангелии от Петра есть.
Как говорится в Евангелии от Матфея (и больше ни в одном каноническом Евангелии), у гроба была поставлена стража следить, чтобы никто не похитил тело. Но в отличие от Матфея, в Евангелии от Петра при охранниках происходит ряд весьма необычных явлений. Небеса отверзлись, и с них сошли два мужа, затем камень, закрывавший вход в гробницу, откатился в сторону сам, и двое небесных мужей вошли внутрь.
Испуганные солдаты бросились к центуриону, чтобы рассказать ему о случившемся. Но они ещё не закончили свой рассказ, как снова увидели три фигуры, выходящие из гробницы. Две из них были так высоки, что касались головами неба. А третья фигура, которую они поддерживали, – очевидно, Иисус, была ещё выше, её голова была выше неба. Вслед за ними из гроба вышел крест, и голос с неба спросил: «Возвестил ли Ты усопшим?» И крест ответил: «Да». То есть в этом воскресении нам предстаёт гигантский Иисус и ходящий говорящий крест.
Конечно, это в высшей степени символический рассказ. В древних текстах божественные существа часто изображаются гигантами. Иисус самый высокий, поскольку его божественность превосходит прочие. А крестом передаётся весть о спасении – его послание тем, кто уже мёртв и ожидает, когда спасение придёт.
Евангелие продолжается рассказом о том, как еврейские старейшины идут к Пилату и просят его замять историю, приказав солдатам никому не рассказывать об увиденном. Потом приходит черёд рассказа о женщинах, идущих ко гробу с намерением умастить тело Иисуса, которые, придя, узнают, что он воскрес. Ученики по прежнему глубоко опечалены случившимся, ещё не зная о воскресении. Потом мы читаем заключительную фразу Евангелия: «Мы же, двенадцать учеников Господа, плакали и горевали, и каждый, удручённый совершившимся, пошёл в дом свой. Я же, Симон Пётр, и Андрей, брат мой, взяв сети, отправились к морю. И был с нами Левий, сын Алфеев, которого Господь…» (стт. 59–60). Здесь оно заканчивается, прямо в середине предложения.
Причина, по которой Евангелие начинается с середины мысли и заканчивается в середине предложения, заключается в том, что у человека, составившего эту книгу из шестидесяти шести страниц (вероятно, в шестом столетии), был только фрагмент полного текста. Нельзя сказать, были ли в полном Евангелии от Петра истории о рождении Иисуса, его жизни, служении, учениях, чудесах, помимо истории о его страстях и воскресении. Зато ясно, благодаря заключительному стиху, что рассказ ведётся от первого лица, и это лицо – апостол Пётр. Но поскольку автор никак не мог быть Петром и лишь претендует на это имя, перед нами подлог.
Почему это Евангелие не могло быть написано Петром, объясняется его датировкой. Почти точно она определяется вторым столетием, это по меньшей мере шестьдесят лет после смерти Петра. Практически все учёные сходятся на этом в силу убедительных причин. Во первых, возросший антииудаизм больше соответствует второму веку, когда он становится обычным, например, для христианских обвинений иудеев в разрушении Иерусалима из за убийства ими Иисуса. Далее, совершенно легендарные аспекты повествования, вроде разбойника, которому не перебили голени, гигантского Иисуса и говорящего креста. Всё это тоже указывает на позднее происхождение текста. Учёными рассмотрена вероятность того, что автор этого Евангелия имел доступ к соответствующим текстам Матфея, Марка, Луки и Иоанна; заметно множество параллелей с ними. Раз он их использовал, он определённо не мог писать ранее начала второго столетия.
Учёные также спорят, могло ли это быть то самое Евангелие от Петра, которое читал Серапион. Спорят, в частности, действительно ли это докетический текст, поскольку таким был текст, описанный Серапионом, или, по крайней мере, таким ему казался. Некоторые учёные испытывают сомнения. Когда говорится, что Иисус на кресте молчал, «как будто не испытывал никакой боли», это не одно и то же, что сказать «потому что не испытывал боли». И слово «вознёсся» не обязательно значит, что Христос оставил Иисуса. Например, Иисус по прежнему обладает сверхъестественным телом и божественной силой при своём воскресении. Так что фраза «он вознёсся» вполне может быть эвфемизмом выражения «он умер».
Лично мне кажется, что это Евангелие не обязательно должно быть вполне докетическим, чтобы быть тем самым, о котором писал Серапион. Серапион признал, что Евангелие по большей части вполне ортодоксально, просто он нашёл некоторые добавления, которые смущали христиан и могли быть использованы докетами. Этим параметрам Евангелие соответствует полностью. В общем и целом оно вполне приемлемо с ортодоксальной точки зрения, кроме нескольких стихов, которые действительно могут быть истолкованы докетически. Среди них, конечно, описание выхода Иисуса из гробницы, в котором он показан так, словно имел что угодно, кроме настоящего тела, которое страдало на кресте.
Но независимо от того, то ли это Евангелие, о котором говорил Серапион, или нет, это всё равно Евангелие от Петра. Оно претендует на авторство ближайшего ученика Христова, в частности, для того, чтобы представить свои противоиудейские посылы и неправдоподобные истории полностью правдоподобными. Но Пётр его не писал. Это – подлог от имени Петра. Причём не единственный .

Послание Петра (к апостолу Иакову)

Многие учёные считают, что Древняя церковь была серьёзно разделена. На одной стороне были иудейские последователи Иисуса, вроде его брата Иакова, возглавлявшего церковь в Иерусалиме, и апостола Петра. На другой стороне были такие люди, как апостол Павел, который сосредоточился на обращении язычников. Согласно этой современной схеме, Иаков и Пётр часто считаются более верными истинной идее Иисуса, что Бог Израиля принёс спасение тем, кто сохранил его учения так, как они даны в еврейском законе. Для этих первохристиан Иисус был еврейским мессией, посланным еврейским Богом еврейскому народу во исполнение еврейского закона. Естественно, чтобы быть последователем этого еврейского спасителя, нужно быть евреем. Язычников, конечно, принимали в общение с распростёртыми объятиями, но только если они принимали иудаизм. Для мужчин это означало обрезание, а вместе для мужчин и женщин – соблюдение субботы, кашрута в еде и следование прочим еврейским законам.
Павел в этом смысле учил чему то совершенно иному – что вера в смерть и воскресение Христа является единственным путём к оправданию пред Богом. Более того, это спасение возможно в равной степени для иудеев и язычников, так что не нужно быть иудеем, чтобы следовать за Иисусом. Для Павла, согласно этой точке зрения, время закона прошло. Иудеи могут его соблюдать, если захотят (как соблюдал его сам Павел, будучи иудеем), но для язычников он необязателен. Это был национальный закон для Израиля, и он не имеет отношения к спасению. Только смерть Иисуса и его воскресение могут принести спасение. Через Павла церковь наполнилась множеством язычников, которые не видели себя иудеями и служили Богу Израиля, не следуя его законам.
Здесь нет необходимости оценивать отношение Павла к предшествовавшим апостолам, особенно Иакову и Петру. Но я хочу сказать, что мысль о расхождении в их взглядах вовсе не нова. Она исходит ещё из раннего христианства. С исторической точки зрения Павел действительно основал церкви, состоявшие из язычников, и он действительно настаивал, что иудейский закон им не нужен. Это обстоятельство, например, им особенно подчёркивается в (ортонимном) послании Галатам. По мысли Павла, любой язычник, который пытался соблюдать иудейский закон, совершенно не понял, что спасение исходит лишь от смерти Христа и даётся по вере. Хранение закона было не просто неуместно, оно являлось допущением, что Христовой смерти недостаточно для спасения (см. Гал 2:15–16, 21).
Другие христиане не соглашались. Многие из них были оппонентами Павла в разных его церквах. Позже, во втором веке, ещё существовали группы иудео христиан, которые настаивали, что закон обязательно должен соблюдаться всеми, кто хочет принадлежать к народу Божьему. Бог дал закон и не отменял его. Это был закон, который указывал народу, как ему жить, это был закон, которому учил Иисус, и который он сам исполнял, и это был закон, которому надлежало следовать, особенно последователям Христа.
Разделение в Древней церкви между меньшинством иудео христиан и доминирующим большинством недавних язычников нигде не заметно так ясно, как в подложном послании, именуемом Epistula Petri, или Послание Петра (к апостолу Иакову) . Это письмо не следует путать с 1 и 2 Посланиями Петра в Новом Завете. Оно было составлено позже, спустя годы после того, как все книги Нового Завета уже были написаны.
Послание Петра представляет собой что то вроде вступления к группе текстов, которые учёные называют Псевдо Клементинами. Как следует из их научного названия, эти тексты ложно (приставка «псевдо») заявляют о себе как о написанных Климентом, который, как мы уже раньше видели, повсеместно считался четвёртым епископом (или папой) Римским, поставленным на свой пост не кем иным, как самим апостолом Петром. У псевдо Клементин чрезвычайно непростая литературная судьба. Более ста лет учёные энергично обсуждали, какие источники были использованы при их написании, как они друг с другом соотносятся и другие технические вопросы. Но основной характер писаний ясен. Это рассказы о путешествиях и приключениях Климента, особенно о том, как он обращается в христианство через проповедь Петра и потом путешествует с ним, пока апостол распространяет Благую весть, публично выступает и совершает чудеса. Среди последних и чудесное состязание с Симоном Волхвом, о котором мы говорили раньше. Деяния Петра могли быть одним из источников для этих повествований.
Книги Клементин точно были написаны не историческим Климентом, а кем то другим, спустя уже много лет после его смерти, хотя повествование в них и ведётся от его лица. Соответственно, это подлог. В одном из списков приключения Климента предваряются Посланием Петра – письмом, якобы написанным Петром Иакову, брату Иисуса, главе Иерусалимской церкви. Письмо заповедует Иакову не давать писания Петра никому чужому, чтобы они не были неправильно истолкованы или искажены. Их можно доверить только избранной группе верных людей. Автор, «Пётр», нападает на христиан, которые толкуют его концепцию в том смысле, что иудейский закон более не имеет силы. Это совершенно неверно, говорит автор, потому что сам Иисус указал: «ни одна йота или ни одна черта не прейдёт из закона» и он будет действителен вечно (см. Мф 5:17–20). Согласно этому письму, один из оппонентов Петра, в частности, увлёк «происходящих из язычников» отвергнуть «законное благовестие» и вместо этого предпочесть «беззаконное и беспочвенное учение враждебного человека».
Несложно понять, кто этот «враждебный человек», которому противостоит «Пётр». Это тот, кто проповедует «происходящим из язычников», настаивает на благовестии, чуждом иудейскому закону («беззаконное учение»), и утверждает, что Пётр и сам придерживается этого взгляда (см. Гал 2). Не называя его по имени, автор говорит о Павле.
Здесь мы видим образы Петра и Павла, существенно расходящиеся с тем, которые дают другие тексты Нового Завета . В истории Древней церкви, как её описывает книга Деяний, Пётр и Павел схожи во взглядах, единомышленны друг с другом по каждому важному вопросу, дружно благовествуют и, что самое важное, искренне согласны в том, что язычникам не надо становиться иудеями, чтобы быть последователями Иисуса (см. Деян 10–11; 15). Но это не аргумент для автора Послания Петра. Из послания очевиден раскол между Петром, ближайшим учеником Иисуса, и Павлом, пришедшим со стороны и неправильно истолковавшим Петра. Павел ошибочно истолковал евангельскую весть.
Итак, это автор, который видел в Павле «враждебного человека», а в его «беззаконном и беспочвенном учении» видел ересь. Для этого автора Павел был не просто не согласен с Петром – он был неправ. А на чьём авторитете основывалось это утверждение? На авторитете самого Петра. Автор совершил подлог от имени Петра, чтобы обосновать свою точку зрения.

Апокалипсис Петра

Я не буду подробно говорить в этой книге о том, как мы заполучили наши двадцать семь книг Нового Завета, то есть каким образом канон был сформирован и почему одни тексты в него вошли, а другие нет. Издано множество трудов, детально описывающих этот процесс . Но замечу, что несколько книг были чрезвычайно близки к тому, чтобы войти в канон, хотя и не вошли в него. Точно так же были и такие, которые едва не были оставлены за границами канона, но потом всё таки включены в его состав. Одной из книг, едва не вошедших в Новый Завет, был Апокалипсис Петра .
Мы знаем от таких авторов, как Евсевий, что даже в четвёртом столетии существовали христианские общины, которые считали, что Апокалипсис Петра следовало включить в канон либо вместо Апокалипсиса Иоанна (т. е. книги Откровения, которая, в конце концов, и была включена), либо наряду с ним . Однако Апокалипсис Петра сильно отличается от Апокалипсиса Иоанна. Обе книги являются апокалипсисами, в которых автору даётся откровение о священных божественных тайнах, что придают смысл земным мирским реалиям. В новозаветном Апокалипсисе Иоанна эти тайны относятся к будущему ходу истории, которая будет развиваться на земле в соответствии с тем, как уже решено на небе. В неканоническом Апокалипсисе Петра эти тайны относятся к загробной судьбе душ умерших. Книга описывает индивидуальный тур Петра по царствам спасённых и осуждённых.
Большинству читателей знакома идея путешествия по раю и аду из Божественной комедии Данте. Однако Данте не был автором идеи. Он лишь стоит в длинном ряду христианских писателей, которые использовали идею загробного тура, чтобы сделать акцент на важных для посмертной участи моментах земной жизни. Наш самый ранний пример литературы такого рода – Апокалипсис Петра.
И снова это книга, о которой мы знали столетиями, прежде чем она стала досягаема. Как оказалось, это был ещё один из четырёх текстов, найденных в шестидесятишестистраничной книге из раскопок в Ахмиме, Египет, в 1886 – 87 гг. Позже была найдена эфиопская версия, оказавшаяся более полной.
Повествование начинается беседой Иисуса с Петром и другими учениками на Елеонской горе (см. Мк 13). Они спрашивают Иисуса, что произойдёт при кончине мира, и тот даёт им краткий ответ. Но потом беседа переключается на полное выразительных деталей описание того, что происходит с душами умерших в местах мучений или вечного блаженства. Как иногда и случается в таких индивидуальных турах по раю и аду, описание царства блаженных кратко и несколько шаблонно. В конце концов, существует не так много способов описать царство вечной, восторженной радости. Это невероятно! Что тут ещё скажешь? Совсем другое дело – царство осуждённых. При наличии некоторой изобретательности и воображения каждый может придумать страшное и подробное описание мучений грешников.
В видении Петра осуждённых пытают в соответствии с их грехами, так что наказание соответствует преступлению. Например, те, кто богохульствовал против путей праведности, то есть согрешал словом, были подвешены за языки над неугасимым огнём. Женщины, заплетавшие волосы, чтобы выглядеть привлекательными для мужчин и соблазнять их, на этих самых волосах и висели над вечным пламенем. А мужчины, которых они соблазнили, были подвешены над тем же огнём за другую часть тела. И мужчины эти кричали, как вы можете представить: «Не думали мы, что попадём в это место!»
Общий посыл этой книги довольно ясен и в целом не трудноуловим: если хочешь наслаждаться райским блаженством и избежать ужасных адских мучений, не греши! Этот посыл передаёт достоверную и непреложную истину: тем, кто не смог следовать воле Божьей, предстоят вечные муки. Откуда мы знаем? Нам сказал это тот, кто видел всё своими глазами – сам Пётр, правая рука Иисуса. Стремясь распространить свою мысль, автор пишет от первого лица, но не своего, а первого из учеников Христовых. Перед нами снова подлог, совершенный от имени Петра.

Канонические тексты под именем Петра

Книги, о которых я говорил выше – Деяния Петра, Евангелие Петра, Псевдо Клементины, Послание Петра (к Иакову), Апокалипсис Петра, – не единственные в Древней церкви выдумки о Петре и подлоги, якобы написанные Петром. Были и другие: другие «Деяния» Петра, собрание под названием «Поучения» Петра, два других апокалипсиса Петра. И это только те, которые у нас есть. Никто не знает, сколько их существовало всего. В Древней церкви написание книг от имени Петра было фактически целым кустарным производством.
Возможно ли, что при такой интенсивности использования имени Петра для придания авторитета своим взглядам какие то подлоги от его имени попали в Новый Завет? Оказывается, это две книги с именем Петра – Первое и Второе Послания Петра. Оба заявляют о себе как о написанных Петром, но есть веские основания полагать, что ни одно из них не было им написано.

Первое Послание Петра

Это послание якобы написано «Петром, апостолом Иисуса Христа» христианам, которых он называет «пришельцами» в пяти провинциях западной части нынешней территории Турции . Здесь нет сомнений, что автор претендует на имя Петра – ближайшего ученика Иисуса. Имени собственного «Пётр» не существовало до того, как Иисус дал его Петру в качестве прозвища. Согласно Евангелиям, настоящим именем апостола было Симон. Но Иисус назначил ему быть «камнем» (по гречески петрос), на котором будет основана церковь (см. Мф 16:13–18) . Насколько нам известно, до того времени, когда христиане стали называть своих детей в честь апостолов, других людей с именем Пётр не существовало. Отсюда очевидно, что автор послания претендует именно на имя того самого Петра. Это подтверждается его словами в 5:1, где он называет себя «свидетелем страданий Христовых» .
Страдания являются ключевой темой послания. В самом деле, слово «страдание» встречается в этом коротком тексте из пяти глав чаще, чем в любой другой книге Нового Завета, включая Евангелия, которые гораздо, гораздо объёмнее. Автор подразумевает, что его читатели сами подвергаются гонениям, которые в будущем станут ещё больше. Он пишет им, что, «поскорбев теперь немного… от различных искушений», они очистятся и вера их станет «драгоценнее… огнём испытываемого золота» (1:6–7). Поэтому им не следует чуждаться «огненного искушения… посылаемого», но надлежит радоваться как участвующим «в Христовых страданиях» (4:12–13).
Учёные долго спорили, какие страдания имеет в виду автор. Согласно прежней точке зрения, речь идёт о государственных преследованиях, подобных устроенным императором Нероном, когда он схватил и казнил христиан Рима в 64 году, обвинив их прежде в устройстве разрушительного для города пожара, который, вполне вероятно, был устроен им самим. Но на протяжении двух последних десятилетий, или около того, учёные подчёркивают, что в послании нет ни слова об «официальных» гонениях, где христиан бы арестовывали, судили за веру и предавали пыткам. Вместо этого говорится о бывших друзьях, которые не понимают и не ценят новый образ жизни христиан, чуждый языческим радостям (4:1–5). Иными словами, христиане оставили языческие праздники, чтобы сформировать собственные тайные общества. Это не понравилось язычникам, вызвало у них подозрительность и неприязнь, привело к локальным противостояниям с христианами, которые могли оборачиваться конфликтами.
Если это именно тот случай, то понятно, почему автор призывает своих читателей быть покорными правительству и властям (2:13–15), вести перед внешними добродетельную жизнь (2:12), быть преданными рабами, жёнами и мужьями (2:18; 3:7) и, не подавая поводов для наказания за проступки, терпеть страдания за благие дела (2:20). Немалая часть призывов и наставлений читателям основывается на сложном истолковании значимых отрывков из Ветхого Завета, приведённых, конечно, по греческому тексту Септуагинты (легендарное происхождение которой описано в подложном Письме Аристея, обсуждавшемся в главе 1). Это отчётливо видно, например, в 1:24–25; 2:3, 6–9, 22, 24–25; 3:10–12.
Автор заканчивает свои наставления быть стойкими в скорбях указанием, что письмо написано «через Силуана, верного… вашего брата» (т. е. христианина), и приветствием от «избранной, подобно вам, церкви в Вавилоне» (5:13). Учёные давно разобрались, что означает эта последняя часть. Евреями в Вавилоне виделся главный враг Божий, поскольку именно Вавилон поразил Иудею и разрушил Иерусалим с его храмом в VI в. до н. э. В конце первого столетия христиане и иудеи начали использовать слово «Вавилон» для обозначения города, который был врагом Божьим уже в их дни – для Рима, который также разрушил Иерусалим и его храм в 70 г. н. э. (см., напр., Откр 14:8; 17:5). Следовательно, автор пишет из Рима. Это имеет смысл при том, что позднейшая традиция считает Петра первым епископом Рима, первым папой.
Но традиция также считает, что Пётр был казнён в Риме в 64 году при императоре Нероне. Разве есть смысл в именовании Рима Вавилоном до того, как тот разрушил Иерусалим в 70 году? Когда разразилась эта катастрофа, Пётр давно был мёртв. Оказывается, есть и другие, весьма существенные основания полагать, что Пётр не писал эту книгу. Она была написана кем то другим, назвавшимся Петром. Но прежде чем рассказать об этих основаниях, следует сначала рассмотреть второе послание, написанное от имени Петра.

Второе Послание Петра

Относительно Второго Послания Петра среди учёных гораздо меньше споров, чем о любой другой книге Нового Завета из тех, что есть основания считать подложными. Кто бы ни написал 2Пет, это не был Симон Пётр . Автор определённо претендует на это имя, даже ещё более явно, чем в 1Пет. Он представляется как «Симеон Пётр , раб и апостол Иисуса Христа». Более того, им говорится о личном присутствии при описанной в Евангелиях сцене Преображения, когда на глазах апостолов Петра, Иакова и Иоанна вид Иисуса изменился, он заговорил с Моисеем и Илией, и голос с неба возвестил, что «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Моё благоволение» (см. Мф 17:1–8). Автор настойчиво утверждает, что эти слова там были услышаны им лично, будучи донесены гласом «велелепной славы» (1:17). Автор хочет, чтобы здесь не было никаких сомнений: он – Пётр.
Главный предмет его озабоченности – появление в общине ложных учителей, которые извратили истинный смысл благовестия. Большую часть второй главы эти люди просто поносятся даже без объяснения того, в чём же, собственно, состоит их учение. В этом крайне агрессивном выпаде их учения называются «пагубными ересями», а сами оппоненты характеризуются как алчные, лицемерные и распущенные личности. Автор считает, что они будут наказаны так же, как жители Содома и Гоморры и как все, кто населял землю во времена Ноя. Проще говоря, они тоже будут уничтожены. Он называет их невеждами и говорит, что «срамники и осквернители, они наслаждаются обманами своими, пиршествуя с вами». Он говорит, что «глаза у них исполнены любострастия и непрестанного греха». И так далее, и тому подобное.
Это нападение на своих оппонентов, «ложных пророков», имеет изрядное словесное сходство с новозаветным Посланием Иуды. Параллелей действительно много, и учёные практически едины во мнении, что автор просто немного отредактировал Послание Иуды для своего текста.
Помимо ложных учителей здесь появляются «наглые ругатели», которые смеются над христианским упованием на скорое пришествие Иисуса для совершения суда. Если он должен был скоро прийти, говорят эти скептики, то почему не пришёл? Прошло много времени, а всё идёт по старому! Ответ автора гласит, что неверующие в пришествие заблуждаются в своём невежестве, забыв, что «у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (3:8). Иными словами, если Иисус ждёт ещё три тысячи лет, всё равно он придёт «вскоре». На самом деле Иисус медлит лишь для того, чтобы дать людям шанс покаяться до грядущего разрушения. Сам Павел, говорит нам автор, учит этому «во всех посланиях… что невежды и неутверждённые, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (3:16).
Одна из причин, по которой почти все учёные согласны, что в действительности Пётр не писал этого письма, заключается в принадлежности описываемой в письме ситуации к гораздо более позднему времени. Когда Пётр умер – предположим, в 64 г. при Нероне, – по прежнему сохранялся высокий уровень ожидания скорого пришествия Иисуса; со времени распятия ещё не сменилось поколение. Должно было пройти немало времени, чтобы заявления христиан о наступлении конца прежде, чем «прейдёт род сей» (Мк 13:30) и апостолы «вкусят смерть» (Мк 9:1), начали звучать фальшиво. Ко времени написания 2Пет христианам уже приходилось защищать себя от оппонентов, насмехавшихся над представлением христиан о близком конце. Поэтому «Петру» пришлось объяснять, что даже если до конца ещё тысячи лет, по божественному летоисчислению до него всё равно рукой подать, так что всё идёт как надо.
Более того, автор 2Пет пишет в то время, когда уже циркулировал корпус посланий Павла, и эти послания рассматривались как «Писание» (3:16) наряду с Ветхим Заветом. Этого никак не могло быть при жизни Павла , а ранняя церковная традиция указывает, что и Пётр, и Павел были убиты в правление Нерона.
Это лишь некоторые из причин считать, что 2Пет практически точно не могло быть написано Петром . Но есть ещё один убедительный довод: существуют веские основания полагать, что Пётр не умел писать.

Симон Пётр, Древняя Палестина и грамотность

Что нам известно о грамотности и умении писать в Древнем мире, особенно в сельской местности Палестины, где родился и вырос Симон Пётр? Последние лет двадцать пять учёные античники тщательно исследовали каждый аспект древней грамотности и образованности. В своём исследовании Древняя грамотность (1989), считающемся сейчас классическим, профессор древней истории Колумбийского университета Вильям Харрис показывает, что современные представления о грамотности просто неприложимы к древним временам . Сегодня в современной Америке мы живём в мире, где практически каждый ребёнок ходит в школу и учится читать и писать. Почти каждый, кого мы знаем, сможет прочитать спортивную страницу газеты и сделать выписки из книги, если пожелает. Но феномен поголовной грамотности совершенно нов. До промышленной революции общество не имело веских причин вкладывать огромные средства в создание грамотного населения. Только по мере роста индустриализации всеобщая грамотность стала желательной и достижимой.
Харрис утверждает, что в Древнем мире, в его самые лучшие времена лишь десять процентов населения могли считаться грамотными. Под «лучшими временами» он подразумевает центр образованности на пике своей интеллектуальной мощи – Афины эпохи Сократа и Платона (V–IV вв. до н. э.). Большинство из этих десяти процентов составляли мужчины, как и следовало ожидать от патриархального общества. И все они принадлежали к высшему сословию, общественной и экономической элите, и имели досуг и деньги (ну, или деньги имели их родители) для того, чтобы позволить себе образованность. Люди из низших сословий не учились ни читать, ни тем более писать. И подавляющее большинство людей Древнего мира составляли именно низшее общество (многих удивит, что т. н. «средний класс» также является порождением промышленной революции; в Древнем мире каждый был или наверху, или внизу, или в самом самом низу общества). Единственное исключение представляли собой рабы, которые действительно были низшим классом, но при этом иногда бывали образованы за счёт своих хозяев, чтобы справляться с домашним хозяйством, требовавшим навыков счёта и письма. Это могло быть ведение хозяйственных расчётов, помощь с корреспонденцией или обучение детей.
Когда я говорю, что лишь немногие могли читать, «тем более писать», то хочу выделить нечто крайне примечательное в Древнем мире. Дело в том, что в те времена чтение и письмо преподавались как два разных навыка . Сегодня мы сразу учимся читать и писать, и мы, естественно, предполагаем, что если люди могут читать, то они могут также и писать – если не роман, то хотя бы письмо. Но это благодаря устройству нашей образовательной системы. В умении читать нет ничего такого, что обязательно влекло бы за собой умение писать. Я прекрасно знаю это по себе, поскольку читаю на греческом, еврейском, французском, немецком и ещё нескольких языках, но ни на одном из них не могу составить письмо. Я выучился всем этим языкам в магистратуре, так что могу читать в оригинале древние документы и современные научные исследования. Но я совершенно не умею писать на этих языках.
Большинство людей Древнего мира не умели читать. А те, кто умел читать, часто не умели писать. И здесь под словом «писать» я подразумеваю, что большинство людей – даже если они способны скопировать слова – не в состоянии составить предложение, не говоря уже о хорошо аргументированном трактате. С другой стороны, те люди, что могли сочинить этический очерк, учёное философское исследование или сложный богословский трактат, были в высшей степени образованы и в той же степени редки. И это в лучшие времена. Весьма, весьма немногие люди могли сделать всё это не на своём родном языке. Не скажу, что один процент населения мог сделать это. Скажу, что на это были способны гораздо меньше одного процента.
Иногда думают, что Палестина в этом отношении составляла исключение, что в Палестине все еврейские мальчики учились читать, чтобы изучать иудейское писание, и поскольку они умели читать, то, возможно, могли и писать. Сверх этого часто утверждается, что в Палестине большинство взрослых были двуязычны или даже трёхъязычны, могли читать на еврейском, говорить на местном арамейском и без затруднений общаться на греческом – языке межнационального общения в империи. Однако последние научные изыскания, касающиеся грамотности в Палестине, убедительно показали, что ни одно из этих предположений не является верным.
Самое полное, самое тщательное, самое всестороннее и авторитетное исследование грамотности в Палестине времён Римской империи принадлежит Катерине Хежер . Изучив все свидетельства, Хежер пришла к заключению, что, по самым оптимистичным подсчётам, в Римской Палестине умели читать около трёх процентов населения, причём большинство из них было сосредоточено в городах и больших селениях. Большинство людей за городской чертой вообще вряд ли хоть раз в жизни видели написанный текст. В небольших селениях и деревнях процент грамотности не превышал одного процента. Кроме того, знающие грамоту почти всегда составляли сливки высшего общества. Учившиеся чтению учились читать на еврейском, но не на греческом.
Повторюсь, что при этом гораздо больше людей умели скорее читать, чем писать. Люди, умевшие писать, в основном были священниками. Фактически за всё первое столетие (время Иисуса и Симона Петра) нам точно известны только два автора из Палестины, которые оставили после себя какую то литературу (т. е. сочинения, отличные от налоговых документов, земельных актов, брачных свидетельств и т. п.): это еврейский историк Иосиф Флавий и человек из Тиверии по имени Иуст. Писания Иосифа сохранились, а вот наследие Иуста до нас не дошло. Оба они принадлежали к высшим слоям общества, и оба были необычайно хорошо образованны. Больше мы не знаем ни одного писателя за всё столетие. Принадлежал ли Пётр к классу Иосифа и Иуста? Нет, даже близко.
Что же насчёт греческого образования на родине Петра? Иногда полагают, что поскольку Галилея, являющаяся северной частью Израиля, иногда называлась «Языческой Галилеей», то во времена Иисуса и Петра она была переполнена язычниками. И согласно простой логике, если там было много язычников, то там звучала греческая речь, а если продолжить рассуждение, то по гречески должен был говорить каждый. Оказывается, это не так.
Самое последнее тщательное исследование по галилейским язычникам было произведено американским учёным Марком Ченси . Ченси изучил каждую археологическую находку из Галилеи около I в. н. э., прочитал каждый кусочек текста, который мог иметь хоть какое то отношение к этому периоду, и пришёл к решительному заключению: язычники в Галилее были почти полностью локализованы в двух городах – Сепфорисе и Тиверии. Вся остальная Галилея была преимущественно иудейской. И поскольку Галилея по большей части представляла собой сельскую, а не городскую местность, подавляющее большинство иудеев не сообщались с язычниками. Кроме того, греческий не имел широкого распространения, не говоря уже о его бытовом использовании. Иудеи в большинстве своём говорили на арамейском языке и не имели представления о греческом.
Каким образом все эти сведения противоречат мнению, что Петром написаны Первое и Второе послания или что бы то ни было ещё? Давайте посмотрим. Разве Пётр принадлежал к высшему слою образованной элиты Палестины, где лишь и могли быть составлены письма очерки на греческом? Если не считать упомянутые мною легенды, все сведения о жизни Петра даёт нам Новый Завет. И основное, что нам известно о Петре, это то, что до своего апостольства он был рыбаком из галилейского Капернаума.
Соответственно, именно с Капернаума следует начать оценку лингвистических возможностей Петра. Полный набор сведений, известных нам о современном Петру Капернауме, предоставлен американским археологом Джонатаном Ридом . Археологические раскопки и исторические источники ясно показывают, что Капернаум представлял собою незначительный с исторической точки зрения городок в сельской местности Галилеи, который ни разу не упоминается ни в одном источнике до Евангелий и почти не упоминается после них. Это было установлено археологами в XIX веке и лишь подтверждалось последующими изысканиями. Во времена Иисуса там могло проживать от шестисот до полутора тысяч человек, т. е. в районе тысячи.
Археологические раскопки не выявили ни одного общественного строения, будь то лавки или складские помещения . По всей видимости, рынок, где приобретались продукты и хозяйственные товары, находился на немощёной открытой площадке под тентами и в палатках. Поселение находится в стороне от главных международных торговых путей. Римские дороги появляются здесь лишь спустя сотню лет после жизни Петра. Нет никаких следов языческого или нееврейского присутствия. Никакие постройки не имели никаких надписей. Рид с уверенностью заключает, что население Капернаума было «преимущественно неграмотным». Археологам не удалось обнаружить ничего, что хоть как то указывало бы на наличие здесь в первом столетии элиты общества (т. е. оштукатуренных поверхностей, декоративных росписей, мрамора, мозаики, черепицы). Дома были грубо сложены из камня, пустоты заполнялись глиной или грязью; крыши были, по всей видимости, соломенными.
Короче говоря, родиной Петра был захолустный еврейский городок, населённый бедняками, не имевшими никакого образования. Говорили все на арамейском. Ничто не указывает, что кто то говорил по гречески. Ничто не указывает, что кто то умел писать. Будучи рыбаком из низшего сословия, Пётр начал работать ещё в детстве и никогда не был в школе. Впрочем, школы там тоже, вероятно, не было, а если и была, он либо не посещал её, либо мог получить в ней только элементарные навыки чтения на еврейском. Но скорее всего, ничего этого не было и Пётр был неграмотным рыбаком.
Конечно, это не сюрприз. Оказывается, Новый Завет содержит прямое свидетельство об образовательном уровне Петра. Согласно Деяниям 4:13, как Пётр, так и его спутник Иоанн, тоже рыбак, были άγράμματοί, это греческое слово буквально переводится как «неграмотны».
Итак, разве возможно, чтобы Пётр написал новозаветные послания? Мы видели веские причины полагать, что он не писал 2 Пет, и некоторые причины считать, что он не писал 1 Пет. Но в высшей степени вероятно, что на самом деле он вообще не умел писать. Следует напомнить, что Первое послание написано высокообразованным грекоязычным христианином, близко знакомым с Септуагинтой – иудейским Священным Писанием в греческом переводе. Это не Пётр.
Теоретически возможно, конечно, что после воскресения Иисуса Пётр решил пойти в школу. Согласно этому воображаемому сценарию (чтоб не сказать – нереальному), он выучил алфавит, научился складывать слоги и затем слова, научился читать и потом научился писать. Потом он пошёл в греческую школу, освоил греческий и начал запоминать наизусть большие куски из Септуагинты, после чего прошёл курс греческой литературной композиции и научился составлять сложные и риторически эффектные предложения. Потом, к концу жизни, он написал Первое послание.
Разве это правдоподобный сценарий? Не говоря о том, что нам неизвестно о взрослых образовательных заведениях в античности – нет сведений, чтобы они существовали, – наиболее разумные люди, как мне кажется, скорее предположат, что после того, как Пётр уверовал в воскресение Иисуса, у него появились другие мысли и другие дела. Скорее всего, он ни на секунду не задумывался о том, как бы ему стать изощрённым греческим писателем.
Некоторые учёные утверждали, что Пётр не писал 1 Пет напрямую (как я говорил, про 2 Пет вообще почти никто не думает, что оно принадлежит Петру), но он написал его иным образом, например продиктовав писцу. Некоторые обратили внимание, что послание написано «через Силуана» (5:12), и подумали, что Силуан, возможно, записывал за Петром его мысли. В главе 4 будет рассмотрен вопрос, составляли ли когда либо писцы или секретари подобные письма очерки. Ответ: «Практически точно нет». Но пока я могу сказать пару слов конкретно о 1Пет.
Прежде всего к нашему времени учёные в основном уже поняли, что когда автор указывает, что письмо написано им «через Силуана», он указывает не на секретаря, а на человека, который доставит письмо получателю. Авторы, использующие секретарей, не ссылаются на них таким образом.
Но почему не предположить, что Пётр использовал в качестве секретаря кого то другого, кроме Силуана? Это поможет представить, как эта теория работала бы на практике. Пётр не мог диктовать это письмо секретарю на греческом так же, как не мог и писать его на греческом. Это требовало бы от него свободного владения греческим языком, греческой риторикой и близкого знакомства с Септуагинтой. Всё это неправдоподобно. Но так же трудно представить, что он диктовал письмо на арамейском, а секретарь переводил его на греческий. Послание выглядит не греческим переводом с арамейского, а оригинальным сочинением на греческом языке, расцвеченным греческими же риторическими приёмами. Кроме того, послание предполагает знание Ветхого Завета на греческом, так что лицо, сочинившее письмо (в устной или письменной форме), всё равно должно было знать Писание по гречески.
Возможно ли, чтобы исторический Пётр поручил кому то написать письмо, самостоятельно лишь объяснив его основное содержание? На этот вопрос есть два ответа. Во первых, если бы было видно, что послание фактически сочинено кем то другим, то этот другой, а не Пётр, и считался бы его автором. Но этот другой нигде не называется. Даже в посланиях Павла, написанных в соавторстве (т. е. почти всех), он называет чужие имена, хотя писал, скорее всего, сам. А в случае Петра мы ничего такого не видим. При этом следует помнить о веских основаниях предполагать, что Послание было написано после смерти Петра, поскольку в нём намекается на разрушение Иерусалима римлянами в 70 м году.
Во вторых, ещё более убедительным выглядит вот что. Где в Древнем мире мы можем встретить хоть какой то аналог этой гипотетической ситуации, когда один пишет за другого послание очерк и подписывается не своим, а его именем – именем человека, который не писал эту работу? Насколько мне известно, нет ни одного примера такого поступка, засвидетельствованного античностью, и нет ни одного упоминания ни в одном древнем источнике о существовании подобной законной практики. Или даже незаконной. Подобные факты ни разу не упоминались.
Однако есть множество примеров другого феномена. Это феномен написания христианскими авторами псевдонимных произведений, ложно выдаваемых за принадлежащие известным личностям. Древние учёные назвали бы такую книгу как «ложно надписанную», «ложную» или «незаконнорождённую». Современные люди просто называют это подлогом.

3. Подлоги под именем апостола Павла

Когда в 1971 году я стал рождённым свыше христианином, мне не терпелось прочитать и узнать о Писании всё что только можно. В тот момент я не имел понятия, что есть такая наука, как библеистика, или что есть книги, написанные настоящими экспертами, которые в течение долгих лет совершенствовались в древних языках, таких, как греческий и еврейский, и постигали всяческие древние источники для того, чтобы получить исторически точный материал. Я просто наслаждался беллетристикой об Иисусе или Павле, и мне хватало этого уровня. Конечно, беллетристика является лёгким для чтения жанром, а это мне тогда и нравилось.
За год до того начал активно продаваться роман Тейлор Колдуэлл «Великий Лев Господень» – вымышленная история жизни апостола Павла. Целых восемь месяцев он находился в списке бестселлеров газеты Нью Йорк Таймс, и по моим представлениям, раз уж столько народу его читает, он должен быть точным и информативным. Тогда я жадно проглотил его и лишь позже осознал, сколько вымысла было в этом «историческом» романе. Вспоминаю об этом годы спустя и страстно надеюсь, что фантазия писательницы наложила не слишком существенную печать на мои «общие представления» о Павле.
Один эпизод из книги, который плотно засел у меня в голове, являлся попыткой Колдуэлл объяснить, почему Павел так быстро обратился и стал последователем Иисуса после того, как жестоко преследовал церковь. Она нарисовала приблизительно такую картину. Ещё подростком Павел был чрезвычайно ревностным иудеем и изо всех сил держался закона иудейского. Но однажды он поддался непреодолимому искушению. У местного озерца ему повстречалась юная темноволосая рабыня. Сексуальный контакт с ней породил тогда в Павле огромное чувство вины, которое он пытался облегчить, став ещё более религиозным человеком. Вскоре он услышал о последователях Иисуса, которые проповедовали, что спасение может прийти и к тем, кто не соблюдает закон, поскольку приходит просто через веру во Христа. Павел пришёл в ярость и заручился официальным разрешением для их преследования. Это было естественным продолжением его попыток заглушить собственное чувство вины; активная религиозная деятельность успокаивала его совесть. Но чем больше он проявлял рвения для торжества иудейского закона во всех его мельчайших деталях, тем сильнее давило на Павла чувство вины за нарушение его.
Потом было явление Иисуса по дороге в Дамаск. Павел впервые осознал сразу две вещи: что он не в состоянии по настоящему соблюдать закон и что ему это и не нужно. Иисус принёс ему облегчение от глубоко спрятанного внутри чувства вины, и безгранично благодарный Павел бросился миссионерствовать в пользу церкви с той же ревностностью, с какой раньше преследовал её.
Объёмистая книга Колдуэлл была убедительна, особенно для подростка, отчаянно желавшего узнать побольше о своей новообретённой вере. Оказалось же, что весь сюжет был полностью вымышлен. Нет никаких исторических свидетельств о сексуальных опытах Павла у близлежащего водоёма, и ничто не указывает на присутствие у него чувства вины из за слабости перед законом, но всё равно множество христиан продолжают ложно истолковывать Павла именно таким образом. У нас есть достаточное понимание того, что думал Павел, поскольку после него осталось несколько посланий (все они есть в Новом Завете). Когда он говорит о своей иудейской жизни до Иисуса, притом что сам указывает на своё ревностное отношение к закону, он ясно даёт понять, что здесь не было никакой вины за его неисполнение. Напротив, Павел подчёркивает, что как преданный иудей он «непорочен» перед законом (Флп 3:6). Когда он стал последователем Иисуса, то не для того, чтобы разрешить внутренний конфликт и избавиться от чувства вины. Это случилось потому, что он пришёл к пониманию, что смерть Иисуса была единственно важной для спасения вещью, а всё остальное, даже закон, было лишь «сором» (как он выразился в Флп 3:8).
Тейлор Колдуэлл, конечно, были доступны собственные письма Павла, и она могла бы знать, что он говорил о своей жизни до Иисуса на самом деле. Но вероятно, для написания удачного романа реальная жизнь апостола годилась хуже, чем идея свидания с юной рабыней. Наличие подлинных сведений из первых уст никогда не мешало людям рассказывать о Павле вымышленные истории.

Древние вымыслы о Павле

Пожалуй, ни об одном из когда либо живших христиан не было рассказано столько историй, сколько о Павле. До нас дошли несколько древних легенд того же плана, что и о Петре. Однако что касается Павла, то у нас есть случай, когда один человек сам придумывал рассказы о Павле, но был пойман за руку и наказан. Древние люди смотрели на подобные сочинения или, точнее сказать, выдумки об исторических фигурах так же, как смотрели на подлоги (произведения с заведомо ложным авторством): для них это были произведения из разряда псевдонимных, ложных или фальшивых, к которым обычно относились негативно.
Многие древние выдумки можно найти в книге под названием Деяния Павла, пережившей разрушительное влияние времени лишь фрагментарно. Это сочинение описывает миссионерскую деятельность Павла, его проповеди и поразительные чудеса. Пожалуй, самой известной частью книги является история Фёклы, молодой богатой женщины, оставившей своего жениха, чтобы стать преданной последовательницей Павла.
Павел прибывает в город Иконий, где его приглашают в дом христианина по имени Онисифор. Там он произносит проповедь. Но эта проповедь сильно отличается от того, чему сам Павел учит в своих новозаветных посланиях, всегда говорящих о необходимости веры в смерть и воскресение Иисуса для своего спасения. Здесь, в Деяниях Павла, предметом проповеди является половое воздержание. Только чистые сердцем и телом, сохранившие себя в целомудрии, наследуют царство. Это касается не только одиноких людей, но и состоящих в браке. Секс запрещён.
Жившая по соседству Фёкла по случайности сидела в это время у своего окна на втором этаже и слышала всю проповедь. Она была обручена с богатым и известным человеком, но услышанное заставляет её отказаться от свадебных планов и последовать за Павлом. Мать и расстроенный жених тщетно пытаются её переубедить. Отвергнутые и разъярённые, они передают Фёклу властям для публичного сожжения за нарушение общественных обычаев. Чудесным образом ей удаётся сбежать, и она становится последовательницей Павла. Остальное повествование посвящено её приключениям с Павлом и их преследователями.
В другом городе она сопротивляется сексуальным домогательствам аристократа и снова приговаривается к смерти. В этот раз её должны бросить диким зверям. Но расстроена она лишь тем, что может умереть, не успев окреститься в своей новой вере. Увидев водоём с тюленями людоедами (кем бы они ни были на самом деле), она бросается в него и исповедует себя крещённой. Бог являет ещё одно чудо, и Фёкла спасается невредимой. Наконец она воссоединяется с апостолом, сообщает ему о своём желании нести благую весть, и тот наделяет её соответствующими полномочиями.
Я вкратце обрисовал содержание этой действительно долгой и интересной истории. В первые века она была очень популярна среди некоторых групп христиан. А среди церковных руководителей она даже вызвала некоторую обеспокоенность, поскольку задела их значительностью роли Фёклы, которая могла (сама!) себя крестить и, будучи женщиной, проповедовать благую весть. Ко второму столетию в большинстве церквей такие богослужебные функции уже были закреплены за мужчинами. Но казалось, что благодаря образу Фёклы, не менее значительному, чем образ Павла, эти истории санкционируют и служение женщин. Кроме того, «благовестие» Павла в этом тексте касалось исключительно полового воздержания и уклонения от брака. В других церквах учили о важности семей и о том, что возглавлявшие их мужчины должны быть женаты, что их жены должны иметь детей и быть во всём покорны своим мужьям. Альтернативная перспектива в повествовании о Фёкле вела к серьёзным разделениям в церкви .
Мы знаем об этом потому, что впервые древний автор упоминает об этой истории именно для того, чтобы противостать ей. Этим писателем был известный христианский богослов, защитник веры и женоненавистник Тертуллиан, который около 200 г. н. э. написал трактат о крещении. В этом трактате он нападает на женщин, которые использовали историю Фёклы для оправдания практики крещения женщинами, в то время как для Тертуллиана это было исключительным правом мужчин. Тертуллиан утверждает, что весь сюжет с Фёклой является вымыслом и не имеет исторической ценности. Как он говорит, на самом деле автором истории был пресвитер из Малой Азии. Он был пойман на этой выдумке и по церковному суду лишён своего церковного положения. Таким образом, согласно Тертуллиану, эта легенда не может служить оправданием практики крещения женщинами .
Учёные часто цитируют этот краткий, но замечательный пассаж из Тертуллиана, чтобы показать, что церковь не приветствовала подделывателей. Я бы тоже хотел, чтобы смысл инцидента был именно таков, поскольку и сам думаю, что подделывателям не были рады. Но к сожалению, здесь мы можем говорить лишь о недобросовестном сочинителе, а не подделывателе. Пресвитер из Малой Азии не писал книгу, которую бы пытался выдать за написанную Павлом; он написал книгу с вымышленными рассказами о Павле. При этом верно замечено, что поступили с ним так же, как обычно поступали с фальсификаторами. С него было строго взыскано за неправду.
По основательным причинам рядом учёных считалось, что пресвитер не сам придумал истории о Фёкле, но лишь пересказал их, отредактировав для своих собственных целей. Иными словами, к концу второго столетия, когда он написал свою книгу, рассказы для неё уже давно существовали в устной традиции. Это вполне может быть так, как мы увидим далее в этой главе, когда снова вернёмся к этой истории. Но в любом случае, кто-то выдумал все эти рассказы, поскольку они неисторичны. Писатель или редактор, который записал их, был обнаружен. И последствия были нехорошими.

Неканонические подлоги под именем Павла

Если христиане подделывали истории о Павле, создавали ли они также и тексты якобы от его имени? Этим же вопросом мы задавались во второй главе относительно Петра, и ответ здесь будет точно таким же. Существует большое количество подлогов под именем Павла времён Древней церкви, и насколько мы можем судить, все они ставили целью подтверждение каких то взглядов авторитетом апостола. Некоторые из этих подлогов уцелели, о других нам лишь известно, что они существовали.

Подлоги, совершенные Маркионом

Если вы подумали, что масштаб личности Павла мог служить Древней церкви лишь объединяющим фактором, то оказались крайне далеки от истины. Почти в то же самое время, когда пресвитер из Малой Азии явил миру повесть об апостоле, чреватую расколом из за роли женщины в церкви, совсем с другого направления пришла ещё большая угроза церковному единству. Она заключалась в учении одного из самых больших почитателей Павла, учителя и богослова второго столетия н. э. Маркиона .
К сожалению, ни одно из сочинений Маркиона не сохранилось. Все они были в своё время сочтены еретическими и уничтожены. Что у нас есть, так это труды его оппонентов, включая уже упомянутого Тертуллиана, который написал опровержение учений Маркиона в пяти книгах. Этот труд сохранился и представляет собой золотую жилу по количеству информации о человеке, вызвавшем столько споров и разногласий в Древней церкви.
Маркион был выходцем из города Синопа на Южном побережье Чёрного моря. Как сообщают, его отец был епископом местной церкви, так что Маркион рос и воспитывался в христианском окружении. Его семья принадлежала к высшему обществу, а сам он ещё в молодости стал предпринимателем, предположительно в области кораблестроения. Сколотив приличное состояние, он уехал из Малой Азии в столицу империи Рим, где активно участвовал в церковном служении. Учёные традиционно относят римский период его жизни к 139–144 г. н. э.
Именно в Риме Маркион развил свои особые богословские идеи. Его особенно привлекала мысль Павла, что человек оправдан пред Богом не исполнением требований иудейского закона («делами закона», по его выражению в Гал 2:16), но только верой в Христову смерть и воскресение. Эту идею Павел особенно подчёркивает в канонических посланиях Галатам и Римлянам. Он проповедовал своё «евангелие» (буквально – «благую весть») язычникам, говоря им, что смерть Христа примиряет с Богом всех, кто имеет веру.
Маркион видел контраст между иудейским законом и Христовым Евангелием и дал увиденному логическое продолжение. Где закон, там нет Евангелия. У закона и Евангелия фундаментальные различия. Они противоречат друг другу. Ветхий Завет не имеет никакого отношения к благовестию Павла. Для Маркиона неизбежный вывод заключался в том, что Бог, который дал иудейский закон, не может быть тем же Богом, что спас людей от их грехов, которые они навлекли на себя нарушением закона. Другими словами, ветхозаветный Бог не был Богом Иисуса и его апостола Павла. Определённо это были два разных Бога.
Маркион считал, что Богом Ветхого Завета был еврейский Бог, который создал этот мир, избрал Израиль своим народом и дал ему свой закон. Однако никто не мог исполнять этот закон. Из этого ясно, что каждый приговорён Богом Ветхого Завета к проклятию. Он был Богом гневным и праведным – не злым, а просто безжалостно правосудным. А Бог Иисуса, с другой стороны, был Богом любви, милосердия и прощения. Этот благой Бог, будучи старше Бога евреев, послал Иисуса в мир, чтобы он умер за чужие грехи и спас людей от гнева Бога Ветхого Завета. И тогда спасение приходит через веру в смерть Иисуса.
Маркион вознамерился обосновать свою доктрину двух Богов в книге под названием «Антитезы» (т. е. «обратные утверждения»). В ней он указал на серьёзные противоречия между Ветхим Заветом и учением Иисуса и Павла. Например, Бог Ветхого Завета приказывает евреям захватить Обетованную землю и в первую очередь разрушить город Иерихон (Нав 6). Он отдаёт им указание войти в город и истребить в нём каждого мужчину, женщину и ребёнка. Разве это тот же Бог, – спрашивает Маркион, – который говорит «Люби своих врагов», «Обрати другую щеку» и «Молись за гонящих тебя»? Совсем не похоже, чтобы это был тот же Бог. Потому что это не он.
Бог Ветхого Завета посылал своих пророков, одним из которых был Елисей. Однажды, как повествует Ветхий Завет, Елисей был словесно оскорблён группой мальчишек, которые смеялись над его лысиной. Елисей призвал гнев Божий на этих мальчишек, и две вышедшие из леса медведицы растерзали из них сорок два ребёнка (4 Цар 2:24). Разве это тот же Бог, что сказал «Пустите детей приходить ко мне»? Нет, есть два разных Бога.
Поскольку Бог Иисуса не есть Бог Ветхого Завета и, следовательно, не создатель мира, Иисус не мог принадлежать к числу тварных созданий. Он не мог родиться в этом мире как существо из плоти и крови, иначе он бы принадлежал Богу евреев наравне с его прочими творениями. Иисус должен был прийти с небес, непосредственно от истинного Бога. По этой причине физически он не был человеческим существом. Он только казался им. Короче говоря, Маркион оказался докетом (см. Главу 2). Для обоснования своих взглядов он опять же мог обратиться к текстам Павла, который писал, что Иисус пришёл в этот мир «в подобии плоти греховной» (Рим 8:3). Для Маркиона всё это было лишь видимостью.
Маркион отмечен как первый христианин, настаивавший на определённом каноне Священного Писания, то есть собрании книг, в которых он видел божественный авторитет. В отличие от других канон Маркиона был замечательно короток. Поскольку еврейский Бог не был истинным Богом, его книга не была частью христианского Писания. Христианского Ветхого Завета просто не было. Но канон всё равно состоял из двух частей. В одной из них были послания Павла. Маркион знал десять из них, все они есть в Новом Завете. Не знал он только Посланий 1 и 2 Тимофею и Титу, так называемых пастырских посланий. Кроме этого, в своих посланиях Павел постоянно обращается к своему «благовестию». Поэтому второй частью канона Маркион сделал евангельский рассказ о жизни Иисуса. По всей видимости, это было переложение Евангелия от Луки.
Проблемой для этого канона из одиннадцати книг явилось то, что даже в нём цитировался Ветхий Завет как авторитетный источник, а мир выглядел созданием истинного Бога. Как это могло случиться, если Маркион был прав в своих взглядах на Павла и Иисуса? У Маркиона на это был простой ответ. Он считал, что после того, как Иисус оставил эту землю, его последователи и ученики переменили его учения и вернулись к своим прежним иудейским воззрениям, неверно толкуя смысл Христова благовестия и искажая последнее в пользу благости Бога творца и его творения. Они никогда до конца не понимали учения Иисуса о том, что создатель не был истинным Богом. Именно поэтому Павел был призван к апостольству. Бывшие до него апостолы изменили учение Иисуса, и Павлу было поручено это исправить. Согласно Маркиону, ложным пониманием замысла Иисуса было заражено множество христиан, включая переписчиков текстов Павла и Луки. Эти одиннадцать книг, по сути, годами переписывались неправильно. Писцы, которые не понимали истины, что существует два Бога, что Иисус на самом деле не рождался и не был человеком и т. д., – эти писцы изменили содержание текстов и наполнили их ложными представлениями. Поэтому Маркион отредактировал свои одиннадцать книг, вымарав из них всё, что казалось ему слишком иудейским.
Помимо этих одиннадцати книг у Маркиона и его последователей были другие сочинения, подделанные под писания Павла. Об этом мы знаем из частично сохранившегося текста, дошедшего до нас из второго столетия. Текста, где в противовес канонам Маркиона и других еретиков обсуждается вопрос, какие книги в действительности составляют канон Священного Писания. Этот текст называется каноном Муратори в честь итальянского учёного Муратори, который его открыл . Помимо прочего, канон Муратори указывает, что маркиониты, последователи Маркиона, сфальсифицировали два письма от имени Павла – христианам городов Александрии и Лаодикии. Эти послания александрийцам и лаодикийцам, к сожалению, не сохранились. Но мы можем быть вполне уверены, что если когда нибудь их найдут, то идеи о двух Богах, не человеке Иисусе и принесённом им спасении будут видны в них гораздо сильнее, чем в книгах канона, составленного Маркионом. …. ….

• Часть 1 Постоянная ссылка
• Часть 2 Постоянная ссылка
• Часть 3 Постоянная ссылка